Воспоминания участников боев на Брянском фронте

Предыдущая Все воспоминания Следующая

Генерал армии А. В. ГОРБАТОВ
ВПЕРЕД
В апреле 1943 года был получен приказ 6 присвоении мне звания генерал-лейтенанта и о назначении командиром 20-го гвардейского стрелкового корпуса, который входил в состав 4-й гвардейской армии. А в июне меня назначили командующим 3-й армией, которая оборонялась в районе Мценска, на реке Зуша.
Прежде всего, я заехал в штаб Брянского фронта, чтобы представиться командующему Маркиану Михайловичу Попову и члену Военного совета Л. 3. Мехлису.
Командующий фронтом принял меня очень хорошо. Договорились, что утром я выеду в армию с его заместителем генералом И. И. Федюнинским.
Познакомясь за обедом с командующим фронтом несколько ближе, я, к моей радости, увидел в нем молодого, но хорошо знающего военное дело генерала, находчивого и жизнерадостного человека. Об армии, которую мне предстояло принять, он сказал:
— Врылась в землю, засиделась в обороне, в прошлом провела ряд неудачных наступательных операций. Но все это в прошлом, — подчеркнул он. — Не буду характеризовать командиров сейчас, чтобы не привязывать вашего мнения к своему. Скажу одно: безнадежных нет. Нужна работа и работа — и с генералами, и с солдатами.
Рано утром мы с Федюнинским выехали в 3-ю армию, в село Ержино, где находился ее штаб. Федюнинский представил меня как нового командующего генералам и старшим офицерам.
Через пятнадцать суток армии предстояло наступать. Поэтому мне нужно было не только знакомиться с людьми и огромным хозяйством армии, но и глубоко вникать в замысел и план операции. Спасибо, помогли товарищи — члены Военного совета И. П. Коннов и И.Д. Пинчук, начальник штаба М. В. Ивашечкин, мой заместитель П. П. Собенников, начальник политотдела Н. Н. Амосов, начальник оперативного отдела А. В. Владимирский и другие работники управления армии.
Генералы и офицеры, с которыми мне суждено было работать, оставили хорошее впечатление, которое так и не изменилось. С этими товарищами мы дошли до Эльбы.
Беседуя с солдатами и офицерами, я чувствовал их боевое настроение, и это радовало.
Больше всего времени мы проводили в дивизиях 41-го стрелкового корпуса, которым командовал генерал Урбанович. Когда мы готовили и осуществляли нашу первую наступательную операцию, у Виктора Казимировича Урбановича еще не было опыта активных боев, но уже тогда он проявил большой организаторский талант и умение учиться на опыте других. Он внимательно выслушивал каждое замечание, как губка, впитывал все новое и старался выполнить каждую задачу как можно лучше. Урбанович стал отличным командиром — волевым, инициативным, умеющим с максимальным эффектом использовать все возможности для достижения успеха.
Почти все работники штаба и политотдела армии в те дни находились в частях. Надо было подготовить к напряженным боям каждого офицера, сержанта и солдата. В первую очередь мы добивались, чтобы все уяснили главное, от чего зависит успех. Призывали атаковать решительно, не останавливаясь на полпути. Всего опаснее — залечь под огнем противника: это грозит не только срывом задачи, но и большими потерями. Как можно быстрее сближаться с противником.
Учили бойцов не бояться контратак противника. Пусть вражеский батальон выходит из траншей, сближается с нами. На ходу фашисты стреляют меньше, да и огонь получается неприцельным. А мы из укрытий подпускаем их ближе и бьем идущих в рост наверняка. Командир в это время организует решительный удар: пока немногочисленные подразделения противника спешат вперед, наши бойцы обходят его с фланга, чтобы захватить оставленную вражескими войсками траншею и отрезать им пути отступления.
Много внимания уделялось вопросам управления войсками в бою. Каждый командир — от командира отделения до командира дивизии — должен уметь найти место, откуда ему выгоднее всего руководить действиями подчиненных.
Наступать инициативно, смело, решительно! Командиров мы предупреждали: опорные и населенные пункты они должны атаковывать с фронта лишь частью сил, а остальными силами обходить с фланга и не бояться при этом глубоко проникать в боевые порядки противника.
Мы понимали, что наступать будет нелегко. Враг укреплял орловский выступ двадцать месяцев. Города Орел, Волхов, Мценск, Карачев и их районы приспосабливались к круговой обороне и связывались системой рубежей. Этот выступ представлял для немецкого командования особую ценность, ибо с него оно намерено было ударом через Поныри на Курск и из Белгорода на Обоянь окружить и уничтожить наши войска, находившиеся на Курской дуге. Противник сосредоточил здесь громадное количество боевой техники, в том числе около трех тысяч танков.
Наше командование знало о планах противника. Укрепляя свою оборону, готовясь к отражению ударов противника, советские войска вместе с тем вели подготовку к большим наступательным операциям.
В Брянский фронт входили 61-я, 3-я, 63-я армии, 1-й танковый корпус и позже — 3-я танковая армия. Замысел наступательной операции фронта выглядел так:
— 63-я армия (командующий генерал Колпакчи) наступает с захваченного за рекой Зушей плацдарма (одиннадцать километров по фронту и три-пять километров в глубину) и имеет задачу прорвать оборону противника и овладеть городом Орлом. Ее наступление обеспечивается артиллерийским корпусом и другими средствами усиления. В прорыв будут введены сперва танковый корпус, а потом и танковая армия.
— 3-я армия на фронте в шестьдесят один километр обороняется тремя дивизиями на переднем крае, а три дивизии 41тго стрелкового корпуса, следуя за 63-й армией уступом справа, должны войти в образовавшийся прорыв и обеспечить правый фланг этой армии, сворачивая перед собой боевые порядки противника вправо.
— 61-я армия наступает на город Волхов и далее в юго-западном направлении.
К оформлению этого плана было приступлено еще за месяц до моего прибытия в 3-ю армию. Мне оставалось только детально ознакомиться с ним, проверить, что по нему сделано. Я побывал у соседей. Съездил на плацдарм, с которого будет наступать 63-я армия.
В первых числах июля на Брянский фронт прибыл представитель Ставки — маршал Г. К. Жуков. Он вызвал меня на КП 63-й армии.
Докладывая о готовности своей армии, я попросил разрешения высказать свое мнение о предстоящей операции. У меня возникло сомнение: удастся ли одной 63-й армии прорвать вражескую оборону? Немцы орловскому выступу придают большое значение. Само собой разумеется, что они участок против нашего плацдарма укрепили особенно сильно (ведь для того и плацдарм, чтобы с него наступать!).
— Я вношу предложение: отвести нашей 3-й армии самостоятельный участок для прорыва. Причем прорывать оборону противника будем с форсированием реки в районе Измайлово и Вяжи. Если нам не удастся форсировать реку, то мы отвлечем на себя часть сил и огневых средств противника и тем поможем 63-й армии.
Развивая дальше свою мысль, я выразил уверенность, что если нам удастся прорыв обороны противника, то танковый корпус и армию лучше будет ввести в нашей полосе — здесь будет меньше противотанковых препятствий, чем на участке плацдарма.
Сначала Г. К. Жуков отнесся с недоверием к моим предложениям. А относительно ввода в полосе нашей армии танковых соединений даже заметил с усмешкой:
— Вы, товарищ Горбатов, все хотите действовать по-кавалерийски, налетом, шапками закидать противника.
Но, подумав немного, сказал:
— Пожалуй, было бы неплохо, если бы все получилось, как вы предлагаете. Но планирование уже закончено, а до наступления осталось мало времени, и ваша армия не успеет изготовиться.
Я заверил, что успеем. Меня поддержал командующий фронтом. После этого Жуков согласился и передал нам одну из трех артиллерийских дивизий, отобрав ее у 63-й армии.
Теперь наша задача заключалась в следующем: прорвать оборону противника на участке Измайлово — Вяжи; наступать в направлении Трехонетово, Протасове, Старая Отрада и, обеспечивая правый фланг 63-й армии, помочь ей в овладении городом Орел.
Основная роль в операции по-прежнему отводилась 63-й армии, имевшей несравнимо больше частей усиления, хотя наступала она в полосе значительно уже, чем наша.
Возвращаясь от командующего фронтом, я еще и еще раз взвешивал свое предложение. Понимал, какую ответственность взваливал на себя, на своих товарищей. Как они воспримут это? Не поймут ли превратно, не посчитают ли мой план поспешной и несерьезной выходкой нового командующего?
Собрав в штабе руководящий состав армии, я сообщил о новой задаче. Видел, что для всех это явилось большой неожиданностью. Предложил товарищам высказаться. Генералы И. П. Коннов и П. П. Собенников выразили сомнение, под силу ли нам будет выполнение задачи. Другие, хотя и с оговорками, признавали реальность нового плана.
Приступили к разработке операции. Времени оставалось совсем мало. Генералам и офицерам управления пришлось трудиться днем и ночью.
А тем временем на Курской дуге уже разворачивалось невиданное в истории сражение. 5 июля враг бросил на позиции советских войск сотни танков, сотни тысяч своих солдат. Ценой огромных потерь ему удалось вклиниться в нашу оборону. Но победили стойкость и боевое мастерство наших войск. Через неделю наступление немцев захлебнулось.
Самоотверженно работали, готовясь к наступлению, стрелки, артиллеристы, связисты, разведчики. Много дел было саперам. Под руководством начальника инженерных войск армии Б. А. Жилина они выбрали места для мостов, построили наблюдательные пункты на берегу, обследовали броды, освободили их от мин.
Накануне форсирования нам предложили провести разведку боем, но мы отказались. Такой способ разведки я ненавидел всеми фибрами души — и не только потому, что батальоны несут при этом большие потери, но и потому, что подобные вылазки настораживают противника, побуждают его заранее принять меры против нашего возможного наступления.
Вечером 11 июля я доложил командующему фронтом о готовности к наступлению. В четыре часа утра 12 июля мы обрушили на противника всю мощь артиллерии и поддерживающей нас авиации. В пять часов сорок минут мощный залп «катюш» призвал наши соединения к форсированию реки.
По показаниям пленных, противник не ждал нашего наступления, считал, что мы наступать будем только с плацдарма, и никак не предполагал, что мы будем форсировать реку. Таким образом, наш удар оказался для врага внезапным. Все же в первый день полностью прорвать оборону на всю тактическую глубину нам не удалось. 235-я стрелковая дивизия полковника Ромашева с 114-м танковым полком продвинулась за рекой на три километра, а 380-я стрелковая дивизия полковника Кустова с 82-м танковым полком продвинулась на четыре километра.
На второй день наступления была введена для развития успеха 308-я стрелковая дивизия генерала Гуртьева и 269-я — полковника Кубасова. Мы овладели населенными пунктами Евтехово, Ивань и Грачевка, завершив прорыв тактической обороны в этом районе.
Тогда командование фронтом изменило свое первоначальное решение о вводе 1-го танкового корпуса в полосе 63-й армии, и, как мы предвидели, ввело его в прорыв в полосе нашей армии. 14 июля корпус переправился через реку у деревни Измайлово и сосредоточился в районе Евтехово. Но здесь он задержался дольше, чем было нужно, и из-за этого подвергся ожесточенной бомбардировке с воздуха, понес большие потери.
Враг упорно сопротивлялся, но наши дивизии продолжали продвигаться вперед. 17 июля они вышли на реку Олешню и повели бои за населенные пункты на ее берегу.
Разведка донесла о подходе новых сил противника и о том, что в районе деревень Подмаслово и Моховое сосредоточились две вражеские дивизии, готовясь к контрудару. Чтобы обеспечить свой левый открытый фланг, мы вынуждены были 380-ю стрелковую дивизию поставить в оборону, усилив ее противотанковыми орудиями. Со своей задачей эта дивизия во главе с решительным и волевым командиром Кустовым блестяще справилась: в течение двух суток днем и ночью она отражала яростные атаки врага.
1-й танковый корпус, четыре дня приводивший себя в порядок, был вновь введен в прорыв, снова подвергся авиационной бомбардировке и отошел на восточный берег реки. Лишь 19 июля его отдельные танки опередили 186-ю стрелковую дивизию и овладели селом Олешня. Вот и весь успех, которого добился корпус... После этого он был выведен в резерв фронта.
Мы заканчивали очистку восточного берега реки Олешни и готовились к форсированию ее на всей нашей полосе. За левым флангом нашей армии командование сосредоточило 3-ю гвардейскую танковую армию с задачей развить наш успех. Утром 19 июля, после мощной артиллерийской подготовки, соединения нашей армии перешли в наступление. Противник не выдержал натиска. Мы захватили необходимый плацдарм на западном берегу реки. В прорыв устремились танки 3-й танковой армии. Они наносили удар в юго-западном направлении, чтобы помочь 63-й армии, которая продвигалась медленно.
И без того непомерно широкая полоса нашей армии увеличилась на 8—10 километров за счет левого соседа. Если раньше овладение городом Орел было задачей 63-й армии, а мы лишь ей помогали, то теперь эта задача целиком возлагалась на нас. Сосед выводил свои войска из нашей полосы; нам надлежало решить, кем заменить эти соединения, и создать группировку для овладения Орлом.
На созванном мною совещании высказывалось мнение, что надо создать сильную группировку на левом фланге; однако неясно было, где взять для этого силы и средства, так как полоса армии составляла семьдесят километров и наши полторы дивизии оборонялись еще на реке Зуша, на сорокакилометровом фронте. Я обратил внимание присутствующих на то, что Орел делится рекой Окой на две равные части — восточную и западную. Это затруднит бой в городе. К тому же ожесточенные уличные бои всегда ведут к большим потерям и разрушениям. Нельзя ли нам избежать этого?
В результате поисков и размышлений было решено брать Орел обходом с севера и северо-запада; для этого создать ударную группировку армии на правом фланге и форсировать Оку в двадцати-тридцати километрах севернее города. Тем самым мы будем угрожать окружением не только гарнизону Орла, но и вражеским войскам, обороняющимся по реке Зуша и в Мценске. Левое крыло армии не будем усиливать, наоборот, 41-й корпус растянем на дополнительные 8—10 километров, и здесь с востока будет наступать всего одна дивизия, а остальные две дивизии будут форсировать Оку севернее Орла.
Это решение вполне себя оправдало. В то время как мы повернули основные силы армии на северо-запад, энергичный и предусмотрительный командир 342-й стрелковой дивизии полковник Л. Д. Червоний, оставив на реке Зуше на тридцатикилометровом фронте один полк, остальные силы сосредоточил
против Мценска и зорко следил за противником. Как только противник начал отход, дивизия форсировала Зушу на всем фронте и повела преследование. Правда, форсировав реку, полковник Червоний излишне задержался в поспешно оставленных немцами комфортабельных землянках и отстал от своих полков — мне пришлось посадить его в свою машину и перевезти туда, где ему надлежало быть. Но с тех пор он больше не пользовался моей машиной и перемещался только на своей. 21 июля его дивизия освободила Мценск.
Форсировав реку Оку, мы встретились с ожесточенным сопротивлением противника, а его авиация производила' массированные налеты.
Особой ожесточенности бои разыгрались на плацдарме у деревни Апальково. Этот вражеский узел сопротивления закрывал нам путь на Орел с севера. Лишь 31 июля удалось сломить здесь сопротивление противника, после того как наши две дивизии обошли деревню с севера, а с наступлением темноты штурмовой батальон 342-й стрелковой дивизии ударил с фронта. Вслед за батальоном ворвались танки. Нападение с этой стороны было столь неожиданным, что противник бежал, не оказав сопротивления. Наш штурмовой батальон потерял лишь двух человек убитыми и трех ранеными. А противник оставил убитыми до двухсот солдат и офицеров. Мы захватили 18 танков, 5 самоходных орудий, 28 орудий, 4 тяжелых метательных аппарата, 23 пулемета, много других трофеев и 20 пленных.
Наша ударная группировка продвинулась еще на двадцать два километра, вышла к реке Неполодь, в 12 километрах северо-западнее Орла, а войска, наступающие на Орел с востока, форсировали реку Оптуха, захватили две деревни, а 380-я стрелковая дивизия — большой плацдарм с рядом населенных пунктов.
Вечером 2 августа я был в 308-й стрелковой дивизии и упрекнул ее командира, обычно очень энергичного в наступлении, генерала Л. Н. Гуртьева за недостаточное использование успеха соседней дивизии.
Утром 3 августа мой НП был в пятистах метрах от противника, на северном берегу реки Неполоди. В бинокль я видел перед собой Орел. Один за другим слышались глухие взрывы в городе и видны были поднимающиеся над ним клубы черного дыма: немцы взрывали склады и здания.
В это время я получил от генерала Гуртьева донесение о том, что его частями занят Крольчатник. Это было очень важно: Крольчатник был основным опорным пунктом противника на пути к городу. Но когда я перевел бинокль в том направлении, то увидел, что Крольчатник еще в руках противника. Я был уверен, что к этому времени командир 308-й дивизии уже переместился на новый КП и лично убедился в ошибочности посланного мне донесения. Зная Гуртьева как честного и решительного командира, я представил себе, как он болезненно пережил мое вчерашнее замечание, а тут еще подчиненные ввели его в заблуждение с Крольчатником. Мне стало больно за него. Опасаясь, как бы он не сорвался и не стал искусственно форсировать события, решил к нему поехать, чтобы его ободрить. По прямой он находился от меня в двух километрах, но объезжать надо было километров шесть. Его НП оказался на ржаном поле, между Железной дорогой и шоссе, в полутора километрах от Крольчатника. «Да, — подумал я, — он уже и сам не прочь пойти в атаку!». НП был выбран крайне неудачно: вокруг «его возникали Частые разрывы снарядов. Остановив свою машину у обсадки железной дороги, я пошел по полю; рожь была невысокой, часто приходилось приземляться, пережидать разрывы. Мое появление на НП удивило Гуртьева, он смущенной скороговоркой произнёс:
— Как, это вы здесь, товарищ командующий? Спускайтесь скорее ко мне в окоп, здесь у противника пристреляна нулевая вилка!
Я спрыгнул в узкую щель. Мы оказались прижатыми один к другому. Гуртьев, видимо, готовился выслушать новое замечание, но я сказал:
— Сегодня у вас дело идет хорошо. Не сомневаюсь, что и Крольчатником скоро овладеете.
Он облегченно вздохнул, повеселел, и мне это было приятно, так как я высоко ценил его скромность, даже застенчивость, совмещающуюся с высокими качествами боевого командира.
Мы услышали новые артиллерийские выстрелы у противника.
— Наклоняйтесь ниже, это по нас, — сказал Гуртьев.
Окопчик был неглубоким, мы пригнулись, но головы оставались над землей. Один из снарядов разорвался перед нами в десятке шагов. Мне показалось, что я ранен в голову, но это была лишь контузия. А Гуртьев проговорил:
— Товарищ командующий, я, кажется, убит, — и уронил голову мне на плечо.
Да, он был убит. На моей гимнастерке и фуражке осталась его кровь.
Военный совет армии выразил глубокое соболезнование 308-й стрелковой дивизии в связи с утратой ее командира, доблестного генерала, коммуниста, одного из храбрейших защитников Сталинграда. Леонтию Николаевичу Гуртьеву посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
В тот же день Военный совет обратился с воззванием ко всем солдатам и офицерам армии: «Бойцы и командиры! На ваших глазах гитлеровские бандиты уничтожают город Орел. Вы находитесь в 6 километрах от него. 2—3 часа быстрого наступления не только сохранят вас от лишних потерь, но и не позволят врагу окончательно разрушить родной город. Вперед, на скорейшее его освобождение!»
Призыв был доведен до каждого командира и солдата.
4 августа части дивизии Кустова и 17-й танковой бригады под командованием полковника Б. В. Шульгина ворвались в восточную часть города, части 308-й дивизии, переправившись через Оку у Щекотихино, ворвались в город с севера, а ударная группировка, форсировав реку Неполодь, охватывала город с северо-запада по западному берегу Оки. С юга ворвались в город части 5-й и 169-й стрелковых дивизий.
К пяти часам сорока пяти минутам Орел был полностью очищен. Население города восторженно встречало своих освободителей.
В то время, когда еще рвались мины замедленного действия, я побывал в привокзальной части города, обошел разрушенные казармы, в которых проходил службу в 1912—1914 годах, до начала первой мировой войны. Бывшему солдату случилось, благодаря Октябрьской революции, стать генералом и командовать армией, освободившей город, где он тридцать лет назад служил солдатом.
В этот день в Москве был дан первый победный салют — в честь освобождения городов Орел и Белгород. Приказом Верховного Главнокомандующего нашим 5, 129 и 380-й стрелковым дивизиям было присвоено наименование Орловских.
В районе города Орла нашу армию посетили многие известные писатели. В гостях у нас побывали Александр Серафимович, Константин Симонов, Павел Антокольский, Константин Федин, Всеволод Иванов. В своих корреспонденциях они описали бои за Орел.
380-я стрелковая дивизия на всякий случай приводила в оборонительное состояние западную окраину Орла. Остальные соединения армии продолжали двигаться вперед, тесня противника, не прекращавшего попыток организовать сопротивление.
Отходя, немцы сжигали населенные пункты и созревшие хлеба, разрушали мосты и дороги. Каждый железнодорожный рельс подрывался в двух-трех местах, чтобы его нельзя было использовать при восстановлении путей.
Все работоспособное население гитлеровцы пытались угнать в Германию. Дивизии нашей армии отбили у противника более тридцати тысяч советских людей, которых фашисты в колоннах конвоировали на запад.
16 августа, когда мы вышли к городу Карачеву, наша армия была выведена в резерв фронта.

Из книги "Годы и войны". М., Воениздат, 1965

Предыдущая Все воспоминания Следующая

Разработка сайта: Информационно-аналитическое управление 2006–2024