Современная брянская литература.

Александр МЕХЕДОВ

Александр Мехедов родился в 1930 году в Клинцах.
Окончил Новозыбковский пединститут и - заочно - Литературный
институт им. Горького.
Стихи публиковались во многих изданиях страны. Автор поэтических книг "Свежесть", "Слияние рек", "После январских метелей", "Вехи судьбы", "Ждет земля воскресенья". Лауреат литературных премий имени
Н.И.Рыленкова и А.К.Толстого.
Член Союза писателей России.

* * *

В.Карпову

Ну что ж, кипи в крови, Суровая сатира,
Лирическая боль, И ты гори в крови,
В расщелины эпох, По неудобью мира,
Рассеивай, поэт, Свои слова любви.
Кругом земля твоя В кровоточащих шрамах.
Надеждою врачуй И верой не скудей.
И пусть слова твои Звучат молитвой в храмах
И бьются в грудь веков О камни площадей!

РУЧЕЙ

Ничей, ничей,
Земной, земной,
Звенит ручей:
За мной, за мной,
Я покажу вам светлый путь
И чистой напою водой,
За мной, за мной, на водопой,
Глаза омой, плесни на грудь -
И в путь
За мной,
Туда, где ветер луговой,
Где пчел золотоносный рой,
Где солнце плещется со мной,
Где гнется радуги дуга,
С лугов, с цветов, за край земной,
Где облаков растут стога,
Где шире, шире берега,
Замри, постой,
Глаза закрой,
Вселенской музыки игрой
Лицо омой, плесни на грудь -
И снова в путь
За мной, за мной...

ГРАНИ

Скребут боками облака
По грани двух тысячелетий.
Я там уже - и там пока:
В плену увянувших соцветий.
Разъяв объятия тоски,
Не стану прежний век порочить,
Я собираю лепестки
Еще живые, между прочим.
И я, пожалуй, не хандрю,
Хотя и думаю, однако,
Что вот сошлись, ноздря в ноздрю,
Два обозначенные знака.
Свой век не сдашь в металлолом.
И Пушкин жил на сломе века,
Взошел Толстой на перелом
И - говорят - еще Сенека.
Всему свой выверенный срок.
Живи и мысли не напрасно
В строке и в паузе меж строк
Широколиственно и ясно.
Рубеж, шумят. Шумят - рубеж,
Как будто временная спазма.
Из века в век, не зная меж,
Перетекает протоплазма.
Завод у времени велик.
Родится солнце и уходит
Во тьму светил. А часовщик
Исправно стрелки переводит.
Так что же, человек, век твой -
И каменный, и электронный
Меж музыки секунды той:
И свадебной, и похоронной?
Но есть, как видно, свой резон
У космоса и у былинки -
И над землей струит озон,
Храня разумные личинки.
Расчет у времени велик.
Живи, не оскверняя века,
Чтоб обозначить светлый лик
В простом обличье человека.

* * *

Смыты дороги обратные
Мутным потоком хулы.
Поле мое перекатное,
Речки, лога да холмы.

Там, за глухими ракитами,
Там, где поломан забор,
Там, за сермяжно-небритыми, -
Где твой последний упор?

Пашенное и ракитное,
Рожь, золотое жнивье...
Солнце мое незакатное,
Русское поле мое.

СОЛДАТУ ЖУКОВУ
Посвящение на книге "Соловьиная Снежеть"

Свои годки почти отстукав,
Я бесконечно все же рад.
Есть у меня товарищ - Жуков,
Пускай не маршал, но солдат.

Сейчас житье - мороз по коже,
Кругом разруха и разлад.
Я говорю: держись, Сережа,
Ты на гражданке, но - солдат.

Держись, как водится на марше,
Хоть застилает пОтом взгляд.
Конечно, маршал - это маршал,
Но он не маршал без солдат.

Бог даст, еще дождемся внуков,
И все пойдет у нас на лад.
А что нам скажет маршал Жуков?
Он скажет: выстоим, солдат.

НАКОЛКИ

Был Юра севастопольским мальчишкой,
Рыбак, моряк, и вообще - остер.
Нырял со скал, а если надо - с вышки
Он ласточкой пластался, каскадер.
Но жизнь за кадром - вовсе не киношка,
Певун, плясун - открытая душа.
И кто-то подсадил его подножкой,
Когда он шел по лезвию ножа.
Вон книжки про ГУЛАГ стоят на полке.
Охоты перечитывать их нет.
И, словно раны, синие наколки
Легли на грудь от тех далеких лет.
Но не пристала дрянь к нему, в натуре,
Лопатою рабочая ладонь.
И светится морская даль в прищуре
И юности доверчивый огонь.
Все тот же севастопольский парнишка,
Готов он снять рубаху для друзей,
Швыряет четвертные со сберкнижки,
Как будто в детстве стаи сизарей.
А в самый жар, когда на верхней полки
Он парится - кругом ни стать, ни лечь.
И кажется, что сыплются наколки
С его крутых и непокорных плеч.

ЗЕМЛЯ РОДНАЯ
Памяти поэта и друга Анатолия Дрожжина

За перелесками-лесками
Она растила, как могла.
И сызмальства не заласкала,
И в юности не берегла.
Она сурово шла в обнимку,
Прищурив острый глаз тебе,
Выхлестывая в драке финку
И душу - в песне и в гульбе.
Не потому ль в твоем распеве
То дом, то кубрик, то балок -
То в днище бьющий стылый север,
То злой донецкий уголек?
Цивилизованные грядки
Благовоспитанных чернил -
Литинститутские порядки
Ты не особо рьяно чтил.
Шел сам, несклонно и бедово.
Еще какого же рожна?!
Ну что ж ты, буйная Молдова,
Не удержала Дрожжина?
Шел сам, провешивая бровью
И крепость строк, и вражий глаз,
И вот пришелся Приднестровью -
Такой шершавый - в самый раз.
Но почему ж со смертной силой
Земля родная позвала?
Неужто травкою гусиной
Судьбой избытого села?
Неужто вырезным узором
Калины красной в городьба?
Неужто пойманным простором,
Не предназначенным тебе?
Но ты рванулся, скорость выжав
Дотла, до капли - за черту,
Как будто с новой строчкой вышел
Пройтись по брянскому мосту.
Теперь навек твое жилище
Под брянской смоляной сосной.
И стелят пухом корневища
Родную землю под тобой.

* * *

Где ты, юности дальный порожек,
И заря до вторых петухов,
Радость первых фамильных обложек,
Сладость первых печатных стихов?

Остужали нас версты и годы,
Осаждала висков седина,
Но подспудные донные воды
Пробивались кругами со дна.

И стояли всегда за плечами,
Будто наши коньки-горбунки, -
Эта чистая глубь ключевая,
Этой отчей земли родники.


Другие авторы...