Современная брянская литература.

Александр ЯКУШЕНКО

Александр Якушенко родился в 1938 году в селе Карнатное Климовского района. Окончил Стародубское педучилище, Литературный институт им. Горького в Москве. В настоящее время Александр Якушенко -
Председатель Брянской областной писательской организации.
Автор стихотворных сборников "Свет в лицо", "Криницы", "Сопричастность", "Среди полей", "Дыхание", а также книги прозы "Линия напряжения".
Член Союза писателей России.
Живет в Брянске.

ЗДРАВСТВУЙ, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ

Шумят на ветру листовейные вербы, высоко и мощно взметнувши зеленое пламя листвы. Яростно и победно сияет высокое чистое солнце. Порокатывает в далеком поле шустрый тракторишко. Спешат из школы стайки звонкоголосой детворы. Они привычно пробегают мимо сельского Дома культуры, мимо застывшего в мраморе человека. Привыкли. А я здесь впервые. Человек смотрит гордо и прямо. И рука его сжата в кулак и стремительно выброшена вперед. Да, это он, Данила Макаенок, председатель. Я узнал его по этому характерному движению руки. Так он выбрасывал руку, заканчивая свою речь на колхозном собрании. Я помню, хотя это было уже столько лет назад...
Бандиты постучались ночью, когда деревню придавила сырая осенняя тишина.
- Хто там? - Настасья в одной сорочке приникла к оконцу, пытаясь в чернильной темноте разглядеть силуэты. Залаяла было собака, но тут же завизжала и умолкла.
- Откр-рывай! Мать-перемать... - Дверь сенцах ходила ходуном. - Щас узнаешь - хто... Мы твово большака... - снова матерщина.
- Ой, лишенько, ой...- запричитала, заметалась по горнице Настасья. - Данилечко... родненький, бандиты...
На печке проснулись, испуганно загомонили два мальца.
Данила, рослый сорокалетний мужик, недавно избранный председателем тоже недавно образованного колхоза, затерявшегося в глухоманных климовских лесах, молча и торопливо натянул линялые кавалерийское штаны, тоже молча обувался. Дверь едва не слетала от ударов винтовочными прикладами.
- Данило, родненький... Возьми... возьми... наган... - Настасья суетливо шарила под матрацем и от волнения не находила револьвера, который новому председателю выдали в районе, зная, что в климовских лесах пошаливают недобитые бандиты.
Уже одетый, Данила все ещё молча закурил самокрутку и сказал жене:
- Брось, Настя. Не суетись... Какой наган? И мальцов порешат.
Открывай!
Настасья засветила чадный каганец, и по избе заколыхались сумрачные огромные тени. Слетела с петель разбитая дверь. В избу ворвались, пихая друг друга, четверо в засаленных тулупах, истертых треухах. В руках - обрезы. Пахнуло перегаром.
- Ну что, большевичок? - первый, самый пожилой, с буроватым защетиненным лицом и узко поставленными глазами, видимо, главарь, остановился напротив сидевшего на самодельной деревянной кровати председателя, наставил обрез. - Как... тута порешить тебя али во дворе?..
Настасья с трудом, но узнала в этом обрюзгшем и измятом мужике раскулаченного Егора Стрельникова - крестьянина из соседней, через лесок, деревушки Крапивки. Ходили слухи, что Стрельников сбежал с этапа и затерялся, бандитствуя, в лесах.
Узнал Стрельникова и Данила.
- Что, ополоумел совсем, Егор? - Данила с внешним спокойствием затянулся, сощурил глаз. - Положить ты меня, конечно, можешь, как положат и тебя... Только тебе-то все это к чему? Советская власть принята народом.
Волнение Данилы выдавала только слегка подрагивающая руна с цигаркой. Все-таки рядом были совсем безвинные детишки, и об этом сейчас более всего волновался Данила.
- Да што с ним разговоры разговаривать? - взвизгнул стоявший позади Стрельникова высокий и худой, как ладонь, другой бандит. Этого не знали ни Данила, ни Настасья. - Выводим да порешим...
- Стой ты, решатель... остановил, не взглянув на него Стрельников. - Не нарешался ты.
- А ты уже?.. - Данила усмехнулся, потрогал зачем-то заросший
щетиной подбородок. Нацеленный на него обрез отвел рукой в сторону. - Тогда чего ж припожаловал? Ай в гости? Посередь ночи...
- А что? Можа, и так, можа, и в гости... - Егор Стрельников опустил обрез, блеснул звероватыми глазами, сел не табурет. Чего стол не накрываешь, баба? Достань-ка, дохляк, шкалик. Стрельнуть - успеется.
А погутарить не вред... Ай не так, Данила?
- Об чём нам с тобой гутарить? - сказал Данила, мучительно ища выход и не находя его. - Нам гутарить не об чем...
Настасья умоляюще посмотрела на мужа и сжала на груди концы старенькой шали, накинутой впопыхах на голые плечи. Во взгляде ее затеплилась надежда.
- Данила, Данилушка, - беззвучно и умоляюще зашевелились ее губы.
- Ты не ерепенься, Данила, - придвигая к столу табурет, произнес
невыразительно Стрельников. - Ноне сила не на твоей стороне...
- А это врешь, - по-прежнему спокойно возразил Данила и затянулся
самосадом. - Сила-то как раз на моей стороне. И ты это знаешь...
- Ладно, с етим разберемся, - бандит придвинулся к столу, на который его сотоварищи уже поставили литровую бутыль самогона, добытые где-то стаканы и кусок сала с хлебом.
- Садись, разбойнички, - жестом пригласил он остальных бандитов. - Перед таким делом выпить надо.
Долгим тяжелым взглядом бандит окинул ладную фигуру Настасьи. Налил самогона в стаканы. Один подвинул Даниле:
- Давай, председатель... Легче на тот свет шагать будет.
- А я туда не спешу, - сплюнул Данила на окурок и погасил его о
каблук. - Зря камедь ломаешь, Егор... Не затем ты пришел...
- Я, можа, сдаться приел, председатель, - криво усмехнулся бандит.
- Што, не простишь? Ай не веришь? - Стрельников отодвинул стакан.
- Верю - не верю, щас разговор не об том. Давай-ка, пошли, что ли...
- Это я сам решу, - сощурился бандит и скрипнул зубами. - Куда спешить?.. Вон, глянь, сколь их у тебя, - Стрельников кивнул на затаившихся на печи ребятишек.
- А у тебя?.. Про своих никак забыл? - возразил со вздохом Данила.
Выпили между тем и другие бандиты. Они молча слушали разговор между Данилой и своим предводителем. И только тощий остервенело налегал на хлеб и сало, по-собачьи притыкаясь к столу и со всхлипом глотая.
- Слушай, Егор, што ты с ним... Время идет... - не выдержал наконец тощий. - Хошь, я его прям тут...
- Ой, да что же это делается! - заголосила Настасья. Эхом на печи откликнулись мальцы.
- Не надо, Настя, не плачьте, дети, - повернул голову Данила. -
Чего унижаться...
- Вон как!.. Унижаться... - недобро ухмыльнулся Стрельников и опять взглянул на белую сорочку Настасьи. Тощий клацнул затвором. - А не ты ли, - стал накаляться бандит, - работал у меня ни поле, жито занимал не ты ли? Голодранцы! А тоже гордость заимели. Только ничего у вас не выйдет. Не хозяева вы...
- Ага, точно. Только чего ж это вы, хозяева, по лесам прячетесь, а?
- Данила, казалось, справился с давившей его боязнью за семью. -
Нет, шалишь. Отхозяиновали вы. Теперь наше время - батраков да рабочих...
Недобрая тишина повисла в избе. Испуганно притихли не печи дети. Закусила белые губы, сжав руки на груди, Настасья. А Данила хоть и ругался, а помирать самому не страшно было, да вот детишки... А артель... Дело ведь на лад пошло. И урожай был ничего, и трактор обещают, а это тебе не лошаденки тощие. По всему, дела шли в гору, и помирать вот так, за здорово живешь, от каких-то бандитов... да еще в собственном дому ему, кавалеристу, вернувшемуся с гражданской, никак не годилось. И дети... Ах, черт!.. Ведь дети! Мысль сбилась в поисках выхода, но со злости или от волнения он совсем забыл про револьвер, который лежал тут же, на кровати, где он сидел. Только под подушкой. Настасья давно уже показывала глазами под подушку, но Данила не замечал этого.
А бандиты чувствовали себя в полной безопасности и не собирались торопиться.
Всхлипывал за окнами осенний ветер. Слышно было, как неподалеку, через
ложок, шумел, постанывал голыми вершинами ночной лес.
Но Даниле не было спасения в этом лесу. Он мог уйти только с
бандитами, на верную смерть, уйти и увести их, пока они не надумали
чего похуже, чем его гибель.
Бандиты наполнили стаканы в последний раз, и Данила понял, что его час приближается. И тут мозг его молнией прорезала заклинившая было мысль: "Револьвер... Они не думают, что у меня есть оружие. Схватить и положить всех... Если их - четверо. А если на улице еще? Тогда всю семью - в капусту..."
Данила даже застонал от бессильной злости.
- Што, большевичок, - посмотрел на него Стрельников, - не охота помирать? - и пьяно хохотнул: - Не волнуйся, в копании пойдешь в рай... Не оставлять же твой выводок...
Теперь у Данилы сомнений не было: предстояло самое страшное. Настасья охнула и заголосила. И Данила мгновенно решился. Он видел, как хмелеют бандиты, как они уверены, что помешать им в их подлом деле некому. Данила оценил обстановку. Двое сидят к нему бочком. Двое - прямо. У Егора обрез под рукой. Значит, начинать с него.
Улучив момент, когда Стрельников занялся самогоном, Данила рванулся, направо, к подушке, и схватил револьвер. Не вставая, выстрелил в Егора и понял, что попал. Он только не заметил, как был насторожен и совсем трезв узколицый бандит, который не спускал с него глаз. И он тотчас почти в упор рубанул из обреза. Данила все же успел сделать ответный - второй - выстрел, и тут красная пелена поплыла перед глазами. Даниле показалось, что летит он в кавалерийской лаве навстречу солнцу. И солнце все ближе, все ближе. Вот оно ослепительно вспыхнуло и погасло навек. Данила повалился на бок и грузно съехал на пол. Он не видел, как бандиты расстреляли двух его сыновей, как измывались над Настасьей. Они собрались было поджечь и избу, но тут во тьме осенней стылой ночи вдруг возник режущий душу женский крик. И было непонятно - откуда он. Не он был так силен и душераздирающ, словно враз проснулись все женщины деревни и заголосили под окнами Данилиной избы.
И двое уцелевших бандитов не выдержали, вышибли окно, бросились в недалекий лесок и словно растворились там.
...Хоронили всю семью Данилы разом. И сошлись однополчане из многих деревень. Приехал секретарь райкома, ровесник и однополчанин Данилы. И не было на похоронах человека, который бы не смахнул слезы и не стиснул зубы, не поклялся бы все сделать, что в его силах, чтобы зацвели хлебом родные поля, а бандиты чтобы исчезли, как дурные сорняки на сельской земле.
...Я иногда бываю в тех недальних климовских лесах. Я знаю, что получили свое бандит Стрельников и его дружки. И нет их следа на прекрасной климовской земле.
А колхоз в Светополье носит имя Данилы Макаенка. И стоит, как живой, Данила на колхозной площади, что рядом с Домом культуры. И чудится мне, что вместе со мной приходят сюда его мальцы. И шепчут:
- Здравствуй, председатель...


Другие авторы...