Современная брянская литература.

Ирина ФЕДИЧЕВА

        ВСТРЕЧА ЧЕТВЁРТАЯ. «Иди! – приказала себе Арина. – И не забывай: у тебя никогда не появится второго шанса произвести первое впечатление».
        Прочитанная вчера, сегодня эта фраза стала для неё стимулом к действию.
        «Да при чём здесь первое впечатление! Какое-никакое, а первое впечатление обо мне у него уже было… И второе было, и третье…»

        Арина нуждалась в этой работе.
        Шагая коридорами стерильного с виду частного предприятия, попасть куда со стороны было делом непростым, она, будто пароль, повторяла запавшее в душу неизвестно чьё высказывание: «Любовь, как слеза, начинается с глаз и попадает в сердце».
        Неведомый влюблённый чудак додумался напечатать эти слова на обыкновенном полиэтиленовом пакете. И не прогадал в своём бизнесе. Пакеты с этой надписью раскупались быстрее других. В таких пакетах носят хлеб или капусту. Всё что угодно перетаскивает в недолговечных сумках влюблённое человечество. И невлюблённое – тоже.
        «Какое кощунство, – горячилась Арина, – какая заурядная проза… Такие возвышенные слова – талисман для всех, кто способен любить… Какой-то безвестный романтик и не подозревает, как много сделал, избрав такой способ для разговора о любви. Любовь… – вздохнула Арина. – Она неповторима…»
        С самого утра молодая женщина погрузилась в сентиментальный настрой. Ей хотелось поговорить о любви. Говорить было не с кем. Она вела внутренний монолог.
        Охранник распахнул дверь в кабинет хозяина.
        – Рад вас видеть, – поднимаясь из-за стола, произнёс привлекательный, да что там «привлекательный», – по-настоящему красивый джентльмен. На вид ему можно было бы дать лет тридцать восемь-сорок. Однако Арина почему-то подозревала, что он старше.
        Впрочем, какая разница сколько ему лет! Она намеревалась получить здесь выгодный заказ.
        – Мне тоже приятно видеть вас, – чопорно улыбнулась Арина.
        Оглядывая безнадёжно устаревший и оттого безалаберный интерьер, она фантазировала, каким образом всё бы переменила, доведись, конечно, получить саму работу, время для её исполнения и творческую свободу, не ограничиваемую консервативными или спорными представлениями о моде, респектабельности, современности, стильности.
        Арине тут же вспомнился момент первой встречи с этим человеком.

        ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ. Ах, каким он выглядел ярким тогда! Настоящий Голливуд! Высокий, крепко скроенный брюнет. Модный жилет из лайковой кожи поверх плотного тонкого свитера расстёгнут. Тёмно-серый свитер подчёркивает идеальный торс. Длинные тренированные ноги в плотно облегающих бёдра дорогих джинсах. Неподражаемая картина совершенства.
        Уверенные движения хозяина жизни непререкаемо давали понять: он – избранник судьбы…
        Как, наверное, и все творческие личности, Арина была в этой жизни неисправимой фантазёркой. В первую же минуту знакомства она напридумывала о красавце хозяине бог весть что. Представила его принцем необыкновенного сказочного государства. Принц вот-вот пленится ею… Представила, как придумалось, ради забавы. Реальный человек кого-то ей напоминал. Так и не вспомнив кого, Арина не стала дальше копаться в памяти. Когда возникнет надобность, память сама подскажет это.
        Что Арина могла знать о нём? Ноль целых ноль десятых. Ровным счётом ничего не знала она об этом человеке. От него исходила энергичная сила счастливца. Им хотелось любоваться. Арина не стала исключением.
        Чутьём художника она безошибочно определяла красоту настоящих шедевров, в каком бы (иногда и неприглядном) виде они ни возникали перед нею. Она с удовольствием приводила их в порядок. Но реставрация не являлась основой её творческой деятельности. Реставрация – всё же приложение сил к давно застывшей красоте.
        Здесь же перед Ариной возникло новое неповторимое изобретение природы. «А ещё он – результат большой любви своих родителей. Красивые люди рождаются только от любви», – заключила Арина. Однако при всём этом удачливом виде она отметила мимолётную грусть в его глазах.
        В первую их встречу человек заказал ей, художнику-дизайнеру, эскизы для срочного оформления экспозиции предприятия на какой-то ближней заграничной выставке.
        Предприятие выпускало очень вкусные конфеты. За ними даже в наше бездефицитное время охотились коммерческие агенты крупных торговых компаний. Хозяин лично участвовал в разработке рецептур, и это было основным увлечением и даже смыслом его жизни. Новые конфеты появлялись с периодичностью раза в полугодие. Каждый вид конфет имел патент. Сам же хозяин неукоснительно становился и первым дегустатором, и строгим бракёром. На всякий случай шутил: если что – «первым падёт на поле взращивания новизны».
        Сдав тогда эскизы похожему на южно-европейского аристократа заказчику, Арина тут же выбросила фантазийные глупости из своей густо-медноволосой головы. Даже ещё раньше выбросила, стоило лишь ей выйти за порог кабинета, где обсуждались условия «эскизной» работы.
        Эскизы Арины приняли с восторгом.
        Конфеты собрали полный комплект наград. О хозяине и его феноменальной фабрике единым залпом протрубили практически все информационные агентства, чьи аккредитованные на выставке сотрудники честно отрабатывали свои командировки.
        В ту первую встречу цепкий взгляд художницы отметил острую необходимость ремонта кабинета. Она даже позволила себе пошутить по поводу неограниченных возможностей для перемен. Арина ясно видела, что можно сотворить из безликой невзрачности. Осмотр, правда, получился краеглазным. Не пялиться же в открытую на стены, потолок, пол!
        Вернувшись домой, в тот же вечер, она по памяти сделала несколько карандашных набросков – сработала профессиональная привычка фиксирования творческой мысли. Все же любой шедевр – это результат продуманно подготовленного… вдохновения!
        Занимаясь выставочными эскизами, Арина скептически «обозрела» просторный кабинет хозяина предприятия. В нём запросто уместились бы целых три похожих на её квартирки. «Да ещё с лихвой осталось бы места на прихожую… Зачем этим людям такие огромные кабинеты? Не приёмы же здесь они устраивают? С них станется…»

        ВСТРЕЧА ЧЕТВЁРТАЯ. – Здравствуйте, здравствуйте, – повторял приветствие хозяин, ухаживая за гостьей.
        Утром Арина узкой льняной тесёмкой стянула длинные непокорные пряди. Теперь радовалась предусмотрительности – иначе бы волосы торчали вокруг её головы в беспорядке, умаляя несерьёзностью вида величие её сегодняшней миссии.
        По-прежнему чопорно улыбаясь, Арина оглядывала помещение. «Любовь выше приличий», – ещё одна чужая фраза совершенно не к месту выскочила на экране памяти. Арина много читала. Бессистемность потребляемой ею печатной продукции перемешивалась в голове кашей из слов, частей предложений, обрывков стихотворных строчек. Частенько они вспоминались в самой неожиданной обстановке. Хотя… Как знать: в неожиданной ли?
        Иногда в Арину вселялся безудержный фатализм. Она начинала верить в то, что все происходящие события предопределены заранее. Тогда она верила в существование судьбы, в знамения и в знаки, подаваемые свыше.
        «Любовь выше приличий. Выше всего и всегда», – к чему бы это?
        С утверждением о неподсудности любви Арина стопроцентно соглашалась. Пока теоретически. На данном жизненном этапе она пребывала вне глубоких чувств. Сейчас её личная жизнь определялась благодарной привязанностью. Она ценила создаваемое для неё разноцветье красок повседневности, заботу о себе… Она пристально оглядывает помещение.
 
        ВСТРЕЧА ВТОРАЯ. Однажды, уже после эскизов, подзабывшихся выставочных впечатлений, наград, мгновенной узнаваемости на один-два дня, спустя почти год после выставки хозяин-директор отправился утрясать деловые мелочи в многочисленных присутственных местах.
        В дверях одной из контор красавец в модном чёрном плаще быстро взглянул на Арину. Приветливо кивнул. Галантно отстранился, уступая дорогу.
        Молчаливый обмен взглядами Арина посчитала встречей номер два. Его выразительные глаза забыть невозможно.

        САМА В СЕБЕ. «Любовь, как слеза, начинается с глаз…» В те дни она ещё не знала этой фразы.
        Отшагав по земле тридцать пять лет, Арина не придавала серьёзного значения многочисленным ежедневным взглядам, обращаемым на неё. Она давно привыкла к ним.
        Особенно ей нравилось отмечать чужое восхищение собою летом, когда её волнистые волосы цвета меди блестели на солнце и шлейфом развевались за спиной. Но в целом внешний антураж ничего особенного в её личную жизнь не привносил… Недавно Арина с удивлением услышала от, увы, приятного ей человека, что, якобы она, пресыщенная всеобщим вниманием, не замечает внимания конкретных мужчин. Она попыталась выяснить, чье именно внимание она пропустила мимо себя, но внятного ответа не получила.
        Ну что ж, пусть будет так. Не объяснять же всем подряд: – ей просто не до них. А уж если кто-то ею заинтересовался, – пусть скажет ей о том.
        Арина предпочитала оставаться уж лучше «вещью в себе» нежели душевно обнажаться…
        «Я взрослый человек, – монологизировала Арина. – Я не пытаюсь изменить несвойственными мне поступками отношение к себе других людей, или всего лишь одного человека, пусть в какой-то степени и небезразличного. Если уже не понял, не поймёт и в дальнейшем… Мне больно? – спрашивала она, прислушиваясь к себе. – Ничего. Я постепенно научусь преодолению этой боли. Душа нараспашку – это не я. Это для меня невозможно».
        В тридцать пять лет, будучи чрезвычайно ответственной в поступках и принимаемых решениях, Арина так и оставалась большим восторженным ребёнком, цель которого – утвердиться в не всегда доброжелательном мире взрослых. Увы, иные из нас чаще всего даже себе не признаются в том, что внутри себя они по-прежнему искренние, наивные дети… Не умея предавать, дети сохраняют свою чистоту подсознательно.
        Арина не относилась к мастерицам построения интриги в отношениях с лицами противоположного пола. До продуманных наперед козней, каверз, подвохов она, пожалуй, никогда не дорастёт. Но кое в чём Арина преуспела.
        Неисправимая оптимистка, она даже в самые тёмные полосы, преподносимые ей жизнью, уверяла себя: работай, терпи, жди изменений. Работала. Превозмогала, жертвовала, расставалась… Приобретений в человеческом плане почти не имела.
        …И не разрабатывала она никакой стратегии по захвату ничьей персональной личности. Являя натуру деятельную, Арина ценила деятельность чужую. Испытывая постоянный дефицит времени, никогда и никуда не опаздывала. Ей здорово помогала почти идеальная самоорганизация.
        В последние два-три месяца Арина почувствовала едва уловимые изменения вокруг себя. Конкретно они ни в чём не выражались. Но что-то происходило. Что-то менялось. Что-то непонятное, что-то другое она отмечала в своей повседневности. Ну а коль бытие развивается по спирали, ей чудилось: вот-вот начнётся новый виток. Арина мечтала о переменах. Но о таких, которые принесут лучшие времена.

        ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ. Арина бы и не обратила никакого внимания на вторую встречу. Однако вскоре произошла ещё одна. На этот раз уже на местной выставке. Бывает и так: не видишь, не видишь человека. Чуть ли не годами не пересекаются с ним пути, и вдруг как прорвёт – попадается чуть ли не на каждом шагу.
        Среди многих прочих демонстрировалась и продукция его фабрики. Экспозиция же… была точной копией той, ближнезаграничной. Арине понравился сей поворот. Её не беспокоил альтернативный вопрос: экономит в данном случае директор на оформлении или же оно ему настолько нравится, что не постеснялся повториться? Какая разница!
        Пёстрая лента посетительской очереди к дегустационным столикам говорила о неослабевающем покупательском интересе.
        Хозяин кондитерской фабрики и Арина одновременно повернулись лицами друг к другу. Взгляды пересеклись, тёплыми волнами поплыли через зал, над толпой. Одни глаза вбирали в себя другие... «Любовь начинается с глаз и попадает в сердце».
        Два человека, ловко огибая на невидимых лодках судеб устроителей выставки, её участников, посетителей прицельных и просто зевак, два толком не знакомых друг с другом человека односекундно двинулись в плавание. Два человека парили взглядами над выставочным людским морем. И это людское море по собственной капризной дальновидной воле каким-то образом их сближало.
        Открытие выставки – всегда праздник. Это большой праздник неограниченного общения, нередко с многочисленными приятными сюрпризами, ни к чему не обязывающей болтовнёй, шутками, смехом, деловыми контактами.
        Арина допускала неожиданную приятность личного общения, но пока она иллюзорно скользила навстречу яркому высокому мужчине, чтобы поздороваться поближе.
        – Я хочу всего лишь поздороваться с одним из своих заказчиков, – шептала она, пробираясь через запруженный людьми огромный зал.
        В тот же миг Арина оправдала себя: в первую очередь движут ею в этом движении флюиды её конкретного прикладного интереса вперемешку с любопытствующим интересом женским, весёлым настроением и нарождающимся желанием поиска приключений.
        Прикладной характер её интереса прежде всего выражался интересом к принимающему решения человеку. От него зависело, повезёт ли ей с заказом. Что плохого в желании заработать? Ей требуются средства к независимому существованию и на собственное продвижение: «Я обязана их заработать, коль поставила целью добиться большего, чем имею сейчас».
        Женский интерес – понравиться ему внешне: «Чтобы ему было неудобно отказать».
        Нарождающийся приключенческий интерес выглядел незатейливо. Вроде попытки заглянуть в близкое будущее: «Что же из всего этого получится?» Естественно, в смысле заказа и его исполнения.
        Волнуясь, Арина продвигалась к потенциальной «жертве» своего творческо-прикладного интереса. Пружинисто отталкиваясь кроссовками от мраморного пола, она шагала вроде бы уверенно и независимо. Однако сердце ее почему-то билось быстрее, чем обычно. И вдруг она успокоилась под его приветливым улыбчивым взглядом.
        – Вы меня помните! – лучезарно-утвердительно воскликнула Арина.
        – Конечно! – мгновенно ответил её тёмноокий собеседник. – Ваши эскизы принесли нам удачу. И я бы не хотел надолго терять вас из виду. Хочу продолжить сотрудничество, – в его голосе прослеживалось нескрываемое восхищение.
        Арина ожидала похвалы. Но нескрываемый восторг поверг её в смущение. Быстро овладев собой, умело обыграв ситуацию, художница мягко продолжила пробивание своего прикладного интереса: «Весь год мною руководил сплошной прикладной интерес». Интерес резко возрастал, когда она разрабатывала стратегию и тактику своих заработков.
        – Я рада вашей оценке моей работы, – ответила Арина. Достала из кармашка удобно пристроившейся на плече сумки визитную карточку. Аккуратными пальцами протянула стоявшему напротив неё человеку.
        Принимая элегантную картонку, «прикладной интерес» задержал длинные тонкие пальцы Арины в своих. Повернул узкую кисть её руки тыльной стороной к себе, внимательно рассматривая. Арина чуть-чуть смешалась. Никто и никогда раньше не разглядывал её рук, вернее, пальцев… Да что в них такого особенного?!
        Их взгляды вновь пересеклись. Ей хорошо, уютно, приятно и не хочется отпускать руки. Что он чувствует – она не знает. Ах, как бы ей хотелось, чтобы и он чувствовал то же самое, что она.
        Последовало желаемое, ожидаемое и всё же особенное предложение. Оно выразилось в скоропалительной скороговорке, словно говоривший почему-то опасался отказа.
        Отпустив руку Арины (будь её воля, она бы добавила ремарку «неохотно»), почти задиристо, по-мальчишески этот уверенный в себе человек выпалил:
        А слабо вам сделать эскизы модернизации моего кабинета!
        – Да что вы! Я люблю такую работу!
        – Но предварительно необходимо обсудить детали.
        – Я должна понять, что вы хотите получить в итоге.
        На том и порешили.

        ВСТРЕЧА ЧЕТВЁРТАЯ. И вот Арина вторично притопала на фабрику. Оглядывает кабинет гораздо внимательнее. Её согревает осознание творческой свободы. Кабинет на этот раз показался ей значительно больше. «Тем лучше», – бесстрашно решила Арина. Но что-то мешало ей сосредоточиться. «Ах, этот прошлый декабрь! Почему он так глубоко проник в меня?» Вот они обмениваются приветствиями. Вот он на правах хозяина ухаживает за ней. Приглашает за кофейный столик… До каких тонкостей помнится годичной давности общение! Как усмирить приятные картинки прошлого, когда ничего не хочется усмирять?
        Крупногабаритная дама нервно подала кофе и конфеты.
        «Видимо, секретарь… Если секретарь, то отчего злится?» – отметила Арина, по её мнению, второстепенные детали. Арина не сомневалась: дама злилась. Арина чувствовала людей. Дама бесспорно злилась. Почему так сильно нервничает эта женщина? Ее напряженность мешает Арине.
        Несколько дней назад там, на выставке, у Арины не возникло интриганской мысли о приближении к себе этого человека. Нет-нет! Ни о каком захвате речи быть не может! Даже нравившихся Арине мужчин она не рассматривала непременным объектом для женской охоты. Быть может, зря?
        …Тот же кабинет. Тот же кофейный столик, что и год назад. Тот же удачливый человек рядом, напротив. Говорит много. Несколько экзальтированно. Арина слушает. Слушает. Слушает. Его монолог непонятно почему рождает в ней настроение возвышенного счастья.
        Во второй раз, так же нервозно, как и в первый, подан кофе. От Арины не укрылся укоризненный взгляд хозяина в сторону дамы. Мелкие ссадинки последних месяцев напомнили о себе. Настроение поползло вниз. Арина незаметно вздохнула.
        Как бы ни отложились встречи с ним в её памяти, сегодня Арина здесь по делу. «Память сама по себе, а удачно выполненная работа – результат продуманно подготовленного вдохновения… Но кто-то же должен вдохновить на вдохновение!..»
 
        САМА В СЕБЕ. Вдохновение… Не посвящённым в его таинство кажется: оно приходит вдруг, ниоткуда, а после него остаётся нечто. А ведь вдохновение складывается из многого и из ничего. Оно вспыхивает от вроде бы любой ерунды: от интонации голоса или тёплого взгляда не безразличного художнику человека. За любым успешным результатом всегда стоит кто-то невидимо конкретный. Тот, кто и вдохновляет любою «ерундой». Ну а если быть окончательно честным, то вдохновение приходит от любви. От той самой, которая, «как слеза, начинается с глаз…» Да попадает-то она – в сердце! Однако и от обиды, нанесённой любовью, тоже появляется не менее страстное необходимое творческой душе состояние, называемое вдохновением.
        Серьёзно утвердившись в своей профессии, Арина была женщиной порывистой, увлекающейся, деликатной и нежной одновременно. Она была женщиной не только соотносительно с принадлежностью к полу, определённому ей природой, но и женщиной вообще. В самом широком понимании женской сущности.
        Что такое – «женщина вообще»? Это нескончаемое многообразие качеств. Пересчитывай не пересчитывай – вряд ли их окажется достаточно, чтобы понять полное значение выражения «женщина вообще».
        Между тем, была убеждена Арина, существуют и «мужчины вообще». Их тоже немного. Но в любом многолюдье они безошибочно определяют подобную себе «женщину вообще». Да только не всегда способны вовремя приблизиться к ней. То ли не решаются, то ли не знают, как сделать шаг навстречу. Так нередко думала Арина при размышлениях о мужчинах, женщинах, их взаимоотношениях. В повседневности всегда всё происходит куда как запутаннее. В повседневности дороги их судеб редко пересекаются. Неурядицы… несовершенство мира… Если бы люди умели отыскивать тех, кто им необходим! Даже если «вообще» обоих полов уже обременены устойчивыми браками, детьми, тайными связями (чтобы «расслабиться»), работами, заботами, поисками себя… Кто знает, не это ли единственное, самое главное счастье: встретив себе подобного, не проглядеть его?..
        Арина нередко в полёте мысли пространственно пребывала как бы сразу в нескольких мирах. Миры уживались в ней поразительно мирно. Каждый по-своему помогал ей. Абстрактные миры её отнимали немало конкретного времени. Иногда, переполняясь этой абстракцией, Арина непритворно уставала. Бывало и так, что виртуальность неистово перетекала как бы в другую ипостась. И уже там отыскивалась форма наиболее щадящего их сосуществования.
        Потом Арина возвращалась на землю грешную. Перед нею начинал брезжить заветный берег цели. Ближе, ближе. И вдруг всё перепутывалось вновь. И это последнее «перепутывание» из всего произошедшего Арине приходилось примирять с уже накопившемся в ней. Или как бы накопившемся. Когда всё образовывалось, Арина общалась уже с новыми людьми, подаренными жизнью за это время. Что это, как не фатальность?

        ПРЕДЫСТОРИЯ ПЕРВАЯ. К счастью для себя настоящей, Арина не имела детей от первого и единственного брака. Бывший муж её, флегматик и соня, жил сомнамбулой, на «автомате»: проснулся, поработал, вернулся, поспал, проснулся.
        Мечтая о любви единственной на всю жизнь, Арина выскочила за него в восемнадцать. Три года беспрекословно пребывала в уверенном романтическом настрое. Затем, очнувшись, осмотрелась… Ушла жить к родителям. Впала в депрессию. После годичных раздумий, ощутимо притормозивших её творческое развитие, полтора года следующих решалась на развод и разводилась… Потом переживала ситуацию, искала себя, училась, работала. В общем, жила через запятую…
        И только в последние года четыре обрела относительный мир в душе.
        Человек с характером – сильная натура не от природы, а ставшая таковой в силу необходимости, Арина, уступчивая душа, тяжело переживала всякого рода несправедливость. Училась защищать себя сама, не подчёркивая ни перед кем собственной внутренней независимости, но и не пряча её слишком далеко. Она во всём искала равновесие.
        И вот Арина поняла: развод и всё, что за ним последовало, стали её победой над сомнениями в себе. Борьба с рождёнными в браке комплексами завершалась в пользу Арины. Благодаря борьбе она стала постепенно обретать неустойчивую пока уверенность в себе. И тут в город вернулся Славка.

        ВСТРЕЧА ЧЕТВЁРТАЯ. Не стесняясь, Арина разглядывала кабинет.
        Что ж, есть над чем потрудиться.
        – Непонятно, – тактично подбирая слова, медленно начала она. – У вас раскрученная фирма. У фабрики – авторитет, репутация. Кабинет же… Как бы выразиться, чтобы вас не обидеть… – Арина недоговорила.
        – Вас ждал! – в ответе слышалось неприкрытое раздражение. – Извините, – тут же одёрнул себя хозяин фабрики.
        «Наверное, я не первая наступаю на его больную мозоль», – оправдывала Арина его нервозность. Он продолжил:
        – Не до того было… Моя покойная жена назвала бы это глубокой хандрой.
        Сразу же погрустневший, красивый и очень милый и никакой не заносчивый человек для чего-то решил посвятить Арину в свою тщательно скрываемую от посторонних не проходящую боль.
        «Покойная жена?» – опешившая от информации, Арина не предполагала, как выйти из показавшегося ей неловким положения. С другой стороны…
        Почему – «неловкого»?»
        При чём здесь её неловкость? Она не нагрубила. Не сказала бестактности – не обязана же она прежде, чем договориться о работе, изучать подноготную своего потенциального работодателя? Она не несёт за непредвиденную ситуацию никакого морального груза. Однако вопросы роились в голове Арины помимо её желания.
        Как давно это произошло? Что случилось с незнакомой женщиной? Насколько остра для него боль потери сейчас? Уместны ли соболезнования? Как реагировать? Его слова застали её врасплох.
        И Арина промолчала.
        Пауза. Пауза… Пауза!
        Нужно что-то сказать… Что сказать? Что?!
        Она ничего не может придумать. Она чувствует себя некомфортно… Что делать? Пора что-то сделать!
        И тут!.. Память Арины будто бы озарилась!
        Она вспомнила! Она вспомнила, где видела сидящего перед нею человека в самый первый раз! Вспомнила, кого он ей напоминал. Он напоминал ей… его самого!
        Да, да, да!
        Оказывается, был ещё и самый первый раз.
        Оказывается, их первая встреча в прошлом декабре на самом деле первой не была. Арина отчётливо вспомнила, где видела его раньше – тогда, задолго до эскизов. Нет сомнения, то был он. Тот человек с отрешённым лицом в цветочном магазине. Он никого не замечал. Переходил от витрины к витрине, рассматривая букеты. Остановился около охапки белых лилий. Расплатился. Направился к выходу. Арина равнодушно наблюдала со стороны, как магазинный служащий погрузил цветы на заднее сиденье серого «Мерседеса».
        Арина прониклась к незнакомцу сочувствием. С такими лицами цветы приобретают не для веселья. А ещё… Озарение осветило память сильнее.
        Стоп-стоп… На первом пассажирском сиденье Арина вскользь усмотрела пышнотелую блондинку. Не она ли это подаёт кофе? Похоже, она. Та самая незнакомка из «Мерседеса». А-а-а… Теперь объяснима её неприязнь. Арина ощутила лёгкий укол в душе. И ещё ей кое-что вспомнилось!
        Там же, в магазине, Арина тогда же придумала историю Печального покупателя цветов. В ней происходило немало потерь. На заброшенных старых кладбищах грустили вековые деревья. Почти как в любимых Ариной английских романах девятнадцатого века… Правда, выйдя из магазина в солнечное субботнее утро, Арина прочно позабыла и о несчастном покупателе, и собственную сказку о нём… Надо же… Как близко на этот раз стояли друг от друга выдумка и правда.
        Хозяин первым нарушил тишину:
        – Бог забирает лучших.
        – Нет! Это не так! – горячо вскрикнула Арина. И… умолкла. Она вовсе не желала выглядеть бестактной в его глазах. Ей захотелось защитить его. Ей захотелось пожалеть его по-матерински. Она видела его большим, нуждающимся в ласке ребёнком. Не зная, как и чем помочь ему в данную минуту, что-то говорила. Говорила первые подходящие к ситуации слова.
        – Нет, это не так, – повторила Арина. – Бог забирает всех! Лучших! Худших! Всяких! Там своя очередь! Там свои законы! – голос Арины звенел в пылком монологе. – Конечно! Она – была лучшей! Но если бы уходили только лучшие, наша планета давно развалилась бы от злой энергии остающихся на ней мерзких людей. Они дают жизнь себе подобным! Что бы тогда с нами было?!
        Её новый старый знакомый нежно, покровительственно, взглядом умного и доброго старшего брата смотрел на Арину. Его глаза теплели. Видимо, безрадостные воспоминания отодвигались. Сказал благодарно:
        – Спасибо… Какая у вас восприимчивая душа!
        «Душа как душа, кто её ведает, какая она», – хотела ответить Арина. Но глубокомысленно изрекла:
        – Душу мы узнаём потом, в процессе общения… Вначале же, перед тем как познакомиться, проявляем интерес к внешности. На меня большое впечатление производят глаза.
        В кабинете опять воцарилась тишина. Лишь нервная секретарша время от времени гремела чашками, давая понять, что общение хозяина с посетительницей затянулось. Тот, не обращая на неё внимания, посчитал своим долгом пояснить:
        – Моя секретарь, в общем-то, женщина душевная. Но у неё появился недостаток. Она ревностно воспринимает всех приходящих сюда особ женского пола независимо от возраста. Я не сержусь, – улыбнулся хозяин, помешивая сахар в чашечке. – Она очень поддержала меня, когда… В общем, понимаете… Я ей благодарен. Она по-своему бережёт меня. Боится, как бы не увлёкся неподходящей на её взгляд кандидатурой. Зря. Мне не до этого. Верите ли, мне ни до чего. Той любви не вернуть. Редкие недолгие встречи с кем-то – это не любовь и не увлечения… Я стараюсь чем могу отблагодарить своего секретаря. Пораньше иногда отпускаю домой – у неё трое ребятишек. Иногда сам подвожу, если её муж задерживается. Иногда поручаю это водителю.
        «Как всё просто. А я-то… – устыдилась Арина. – Человек незатейлив в оценках».
        Вновь в кабинете повисла пауза.
        Арина заторопилась: пора! Чувствуя при этом противоположное… И замерла, услышав:
        – У вас есть кто-нибудь?..
        – У всех у нас есть кто-нибудь.
        – Как это? – удивился он.
        После слов: «У всех у нас есть кто-нибудь», – Арина могла бы продолжить: «… но это может совсем ничего не означать». Как бы ей ни хотелось быть с ним открытой и откровенной, Арина не могла быть такою. Она не настолько хорошо знала его, чтобы быстро и безоговорочно впустить в свой внутренний мир.

        САМА В СЕБЕ. Внутренний мир. Порой это единственное богатство, которым безраздельно владеет человек. Внутренний мир ни с чем не сопоставимый капитал. Внутренний мир, как золотой банковский счёт, – или он есть, или его нет.
        Во внутреннем мире Арины далеко не всё было мирным. Однако она не переживала потери любимого человека такого рода. Жизнь во внутреннем мире хозяина фабрики, скорее всего, протекала запутаннее. Он мог бы неверно истолковать слова Арины: «… но это может совсем ничего не означать».
        У них, у мужчин, особенно таких, как он, взгляды весьма отличны от общепринятых. Слишком многое они успели сделать. Им позволительно оставаться независимыми от стандартного мышления.
        Арина не произнесла окончания фразы «… но это может совсем ничего не означать». Ведь непременно прицепом бы к ней пошли обязательные объяснения давно уже и ей самой не важных и давних семейных неурядиц, последовавших за ними двух кратковременных бурных романов и одного вялого. Так она выталкивала из себя послеразводные переживания. Именно тогда и появился в городе Славка.

        ПРЕДЫСТОРИЯ ВТОРАЯ. Бывший одноклассник Арины, Славка после двух скороспелых браков и не менее быстрых разводов возвратился из Сибири, куда уезжал «делать себя и деньги». Родной город детства, школьных друзей и забавного студенчества охотно признал в Славке своего.
        Славка намеревался начать новую жизнь с первого же дня. В планы Славки отлично вписывалась Арина. Он собирался не просто сграбастать её и поместить рядом с собой. Он собирался завоевать Арину. Чтобы она без Славки не могла бы и шагу ступить – именно так он собирался доказать свою необходимость ей.
        Знай Арина обо всём – она бы и минуты со Славкой не задержалась. Она не переносила покушений на собственную внутреннюю свободу, если сама того не желала. О Славкиных планах не догадывалась. Общалась с ним довольно охотно, если вдруг образовывалось временное окошко.
        Влюблённый в Арину с пятого класса, Славка к тридцати пяти годам бесповоротно осознал, что нужна ему только она.
        Сегодняшняя Славкина влюбленность (иная, чем в школе) отличалась постоянным вниманием к Арине. Он был заботлив и предупредителен. А что ещё нужно нормальной, не избалованной женщине от мужчины?! Кому как! Арина ценила его отношение и привыкла к нему быстро. Славка был не только красив. Он, начисто лишённый комплекса «удобно-неудобно», присущего многим людям, стал донельзя «пробивным».
        Славка умело использовал свои знания и находчивость. Любил жизнь. Да и жизнь его не обижала. Удача явно держала его в первых рядах своих любимчиков. В своём городе Славка быстро приобрёл квартиру – не новую, зато в престижном центре. Сделал из неё уютное гнездо. Ездил на приличной иномарке. В женщинах ценил красоту и ум. Ну а уж если они сочетались…
        В общем, Арина была женщиной его мечты.
        Славку любили. Арина поначалу с удовольствием проводила с ним короткие свободные часы. Подруги многозначительно пророчили ей скорую «широкую спину». Арина отмахивалась. Славка так и оставался для неё просто Славкой. Мальчиком из детства.
        Недавно Арине исполнилось тридцать пять. Переполненная идеями, она жила на импульсах вдохновения и пахала как лошадь. Откуда брались силы в её небольшой фигурке! Видимо, нечто свыше, вдохновляя, вкладывало в неё и физическую выносливость.
        Арину знали в её среде. Ей же мечталось о большем. Она хотела сделать себе имя не на закате лет, не к пенсии. Она хотела бы достичь чего-то раньше. Чтобы о ней знали. Чтобы знакомство с нею считали удачей. Умеренное тщеславие Арины не виделось большим грехом, если в основе достижений лежала работа.
        Продвигать себя было непросто. Годы летели. Проталкивателей бескорыстного толка не имелось. Условия небескорыстных претендентов на оказание помощи не отличались оригинальностью и ничего не гарантировали. Арина сама миллиметр за миллиметром тащила себя по крутой тропинке жизни. Каким-то образом ей удавалось оставаться верной себе – прежде всего. «Не предавать, не продавать, не мстить, не лицемерить» – стало её внутренним девизом.
        … И тут в город вернулся Славка. Отношения с ним… Что-то мешает ей? Отношения со Славкой… В них не достаёт перца. Да, недостаёт перца, как в неправильно сваренном харчо! Когда готовое блюдо, по сути, никакое не харчо, а довольно острый рисовый суп без картошки… Быть может, в их отношениях не хватало и какой-то другой приправы. В приправах Арина не разбиралась, потому что в повседневной еде обходилась без них. Но в отношениях с мужчиной!
        Здесь она нуждалась в великом множестве приправ – они создают тот самый эмоциональный фон, без коего не рождается любовь… И полноты счастья без этого не обретёшь, и потребности в другом человеке не осознаешь…
        В отношениях с мужчиной Арина ценила любую мелочь. Фактически такого человека у нее не было. На практике мужчины и Арина общались между собою с деловыми целями. Предлагать Арине нечто большее мужчины, даже ей симпатичные, почему-то не решались. Думали примерно так: она и без меня избалована вниманием…
        На деле же Арина давно махнула рукой на практическое отсутствие личных отношений.
        Основное счастье Арины с той поры состояло в любви к своей профессии. А романы… Пусть решает судьба. Как получится, так и будет… И вот тогда-то в городе появился Славка! Как утешение, как испытание.
        В один чудный момент, уже после возобновления забавной дружбы с ним, Арина осознала: она преуспела в строительстве себя за последние годы.
        Её уже не перенаселяли сомнения, периодически захлёстывающие людей тонкой душевной организации. Они усиливаются, когда наступают серые полосы. Или же когда долгое время находишься в чуждой, разрушительной для собственной личности среде.
        О чуждая среда… Это очень страшно. Чуждая среда, губительная трясина. Она требует отказа от себя. По силам ли отказываться от себя кому бы то ни было? Как вырваться из чужеродной среды? Больше всего мешают при этом внушённые с детства установки на готовность жертвовать собой во имя кого-то или чего-то… Мешают представления о превратно понимаемом долге. Да и что это за долг такой, односторонний, коль возникает обязанность отодвигать как можно дальше собственные мечты, реализацию собственных устремлений? Никакой не долг это вовсе, а насилие над своим внутренним миром.
        Так что, вырвавшись с корнями из не принимающей её почвы, Арина почти с нуля взращивала себя на новой. А появление Славки подтвердило правильность сделанных ею шагов.
        И этот взрослый мальчик, бывший одноклассник, от любви которого она готова была подчас на стенку лезть, появился опять же потому, что Арине захотелось забыть своё вчера. Славка… Он вроде спасительного жилета в необозримо пустом океане.
        Бывало и так, что Арина на несколько дней подряд, как запойный пьяница, уходила под полную Славкину опеку. Была ласковой кошечкой, хозяйкой положения и дома. Позволяла Славке любить себя, радостно откликалась на его нежность. Красиво одевалась и везде его сопровождала. До утра толклась в его тусовке. Выпивала явно лишний бокал шампанского. Страстно занималась любовью. Доводила его до изнеможения, при этом упорно убеждала себя в безумной любви к Славке. Тут же разочаровывалась и в нём, и в себе.
        Так что выпадали иногда дни, а то и неделя, когда Славка бывал нескончаемо счастлив, с неистовым нетерпением дожидаясь их повторения.
        В такие периоды Арина тоже бывала счастлива – ощущением кратковременного снятия с души долга перед Славкой и его любовью к ней. Переставая быть его должницей, Арина погружалась в Славкино счастье. А Славка то ли терпеливо ждал, то ли ему не было дано прочитывать междустрочное содержание книги её внутренней жизни или считал порывистость её чем-то вроде болезни роста человека творческого склада, обычными для характеров таких женщин «дамскими штучками». И в этом был весь Славка, любивший Арину вообще, в целом и не требовавший от неё – ни переделок, ни жертвований, ни «будь такой, как я хочу…»
        Арине же не хватало какого-то там придуманного ею «перца». Что за «перец» такой? Откуда эта выдумка её очередная? Ведь в повседневном рационе Арина избегала острых блюд.

        ВСТРЕЧА ЧЕТВЁРТАЯ. Сегодня в этом чужом рабочем кабинете вместо того, чтобы брать «быка за рога» в смысле обсуждения условий и подписания договора, она теряет время в душеспасительных разговорах. К чему? Для чего в тысячный раз перетасовывать то, что есть? Нужны ли эти благопристойно-праздные беседы с полузнакомым человеком, когда есть любимое дело, не очень любимый мужчина и переполненная планами голова! Разговоры беспричинно дёргают нервы, проникают в душу, тревожат, бередят её. От этих душеспасительных разговоров вспыхивают, рождаясь, надежды, и вдребезги разбиваются, усиливая душевные страдания…
        Надеясь ещё немало успеть, Арина понимала: во многом от неё самой зависит, по каким лекалам она раскроит свое время: насколько умело и какими нитками соединит куски его кроя.
        И всё, что последует потом, напрямую будет связано с тем, что уже произошло.
        Ответив: «У нас у всех есть кто-нибудь», – не произнеся волнующего её продолжения фразы, очень внимательно глядя на собеседника, опасаясь пропустить даже мимолётную реакцию на свои слова, Арина молвила как бы внутрь себя:
        – И «да», и «нет» – оба моих ответа способны дать одинаково отрицательный и одинаково положительный результат вашей оценки их… До сегодняшнего утра у меня тоже была жизнь. Целых тридцать пять лет! Всё, что в ней происходило, и всё, что в ней есть сегодня, в том числе и вы с вашим кабинетом, – Арина мило улыбнулась, – всё это моё. – С каждым словом голос Арины становился тише. – Я дорожу всем. И всеми. Свою жизнь я не хочу ни переписывать, ни переживать заново.
        Его глаза искрились. Он был весь внимание: «Она необыкновенная. Не похожа на других. Она такая, какая есть. В ней нет ни капли фальши».
        Спросил, однако, с лёгким вызовом:
        – Неужели вы ничего не хотите?
        – Почему же? Я переполнена планами.
        – Я имею в виду не карьерные, не творческие устремления.
        Арина несколько озадаченно вгляделась в него, с замиранием сердца продекламировала:
        «Всего и надо, что вглядеться, – боже мой, всего и дела, что внимательно вглядеться…» – строчки стихов любимого поэта не раз помогали ей обретать душевное равновесие. Она редко читала их кому-либо. Эти строчки – всё равно, что она сама... Они – ее откровение.
        Её собеседник резко вскинулся на неё удивленным взглядом. Его почти чёрные в ту минуту глаза озарились восторгом! Затем пришла пора удивляться Арине.
        – «… и не уйдёшь, и никуда уже не деться от этих глаз, от их внезапной глубины», – очарованный Ариной хозяин кабинета на одном дыхании прочитал по памяти свои любимые строчки.
        !!!
        Не зря интуитивно Арина чувствовала какие-то изменения, ожидая поворота в своей судьбе. Быть может, это и есть – беспокойный, бурный, ветреный, замысловатый и прекрасный, – поворот её судьбы?
        Арина воскликнула:
        – Вы – первый! Вы первый, кто ни задал никаких вопросов ни о стихах, ни о поэте! Вы тоже любите Левитанского! – утвердительно заключила Арина, готовая прыгать от светлой радости.
        – «Всё уже круг друзей, тот узкий круг, где друг моих друзей мне тоже друг…» – почти пропел, отойдя к рабочему столу, не похожий на других её знакомых человек.
        – «… и брат моих друзей – мне тоже брат, и враг моих друзей мне враг стократ», – продолжила Арина, а он подхватил:
        – «Уже друзей могу по пальцам счесть, да ведь и то спасибо, коли есть...»
        У Арины возникло чувство, что они знакомы не один год. Поэтический всплеск сказал им гораздо больше, чем все прежние слова вместе взятые. Ей захотелось узнать о нём всё, любую мелочь:
        – Кто же ещё из поэтов вам близок?
        – Я люблю хорошую поэзию. Иногда в непритязательном на вид сборнике встречаешь бриллианты чистой воды. Я и классику люблю, и современность. В общем, то, что близко моей душе. Если мурашки по коже – это моё! Ещё Пастернак нравится под настроение, тишину и снег за окном. Люблю его стихи из «Доктора Живаго». Да и сам роман мне лично чем-то близок, тональностью, наверное:
        – «Мело, мело по всей земле, Во все пределы, Свеча горела на столе, Свеча горела…» Почти как сейчас… Посмотрите: за окном – нешуточная метель заворачивает к ночи. А свеча – горела… И чувства горели…
        Он опустошённо глядел сквозь Арину. О чём он думал? Кто вспоминался ему? Он был то здесь, в кабинете, то где-то запредельно далеко.
        Два человека позабыли о времени:
        – «На озарённый потолок Ложились тени, Скрещенья рук, Скрещенья ног, Судьбы скрещенья», – поочерёдно читали они.
        – А как вы, голубушка, относитесь к господину Шекспиру? – спросил хозяин кабинета, задорно экзаменуя гостью.
        – Положительно, – вновь удивилась Арина: – «Любовь нагрела воду, Но вода любви не охлаждала никогда…»
        – И это правда! – радовался он. – Святая правда! Ещё один вопрос: как вы относитесь к шампанскому?
        – Как и к господину Шекспиру. Его читаю в тишине и одиночестве. Шампанское тоже могу прикончить в одиночку. Даже целую бутылку… Только не сразу.
        – Однако, позвольте вам заметить, дорогая моя, – вы пьяница!
        Он шутил. Она оставалась серьёзной:
        – Иногда только. Редко я становлюсь такой пьяницей. Когда мне очень хорошо.
        – Ну что? Проведём эксперимент? Осилите бутылку? А я поддержу вас другой.
        – Нет, пожалуй, сегодня я на такое не отважусь.
        – Что я слышу?! Вам недостаточно хорошо?
        Арина погрустнела: он не чувствует, как ей хорошо. Ей слишком, чересчур хорошо. Так хорошо, что даже шампанское не в счёт. «Балбес!» – молча поругала его.
        Глаза «балбеса» сияли уже знакомыми ей бликами солнечной радости. Грусть из них ушла.
        «Любовь начинается с глаз…» – к месту ей вспомнилась лирическая надпись на пакете. В них загружают хлеб, капусту, конфеты, водку… Всё, что угодно, таскают люди в недолговечных полиэтиленовых сумочках.
        Хозяин кабинета и положения вынул из холодильника шампанское:
        – Вы – моё продолжение. Так вот за это и выпьем.
        – Вы – тоже моё продолжение, – осмелилась на признание Арина. И тут же наскочила молодым задиристым петушком:
        – Вы боретесь с собой?.. Или вы – игрок?
        – Я? Борюсь? Да что вы! Мне сорок восемь лет. Я много повидал, пережил. Много успел сделать. Мне абсурдно бороться с собой. А насчёт игрока... Дайте-ка подумать... Игрок?.. Игрок ли я?.. Нет. Пожалуй, я не игрок, если сравнивать с картами или с бильярдом – они сами по себе, параллельны… Меня привлекает реальный факт… Я обыгрываю его.
        Он смело, по-мужски, уверенно заглянул в её глаза своими пронзительными и нежными. Он как-то по-своему серьёзно-шутливо играл с нею. Его глаза искрились, и Арина не могла понять: что это – влияние секунды или что-то большее? Его радость наркотиком переселялась в Арину. Они опять прорывались друг в друга глазами через распахнутые навстречу счастью души.
        … Густой снегопад за окном превратился в нетканый тюль, в живой авангардный занавес. Сквозь него вечерними отблесками в кабинет врывался декабрь.
        На улице окончательно стемнело. В окно кабинета заглядывал любопытный пройдоха уличный фонарь. Секретарша в который раз меняла на столике посуду, в равной степени осуждающе поглядывая на обоих. Свирепости в ней заметно поубавилось.
        – Мне давно пора, – напомнила Арина.
        – Да. Пора. Не скоро увидимся. Завтра рано утром я улетаю. Сожалею о том, что наша встреча не произошла вчера. Я ещё успел бы перенести поездку. – Он счёл нужным объяснить Арине, куда и зачем отправляется. – Уезжаю на три месяца. Давно собирался подучиться кое-чему в кондитерском бизнесе. Пришлось откладывать учёбу больше чем на два года… Подписываем договор и – делайте с кабинетом что угодно. В пределах разумного, конечно. Полагаюсь на ваши вкус и чувство меры. По мелочам не экономьте. Я дам распоряжения. Вам окажут помощь и профинансируют. Успеете к моему возвращению? – слова звучали официально и холодно. Куда девалась недавняя приязнь? Выглядел он усталым.
        «Пожалуй, сейчас ему можно дать и сорок восемь. – Арина внимательно рассматривала его посуровевшее лицо. – Нет, всё же с виду он значительно моложе. Такой красивый! И умный… и добрый… Кажется, этот человек очень добр… Но каким холодным он вдруг стал! Наверное, утомился… Усталость пройдёт, в самолёте выспится. Переключение с одного вида деятельности на другой считается хорошим отдыхом…»
        Арина слушала объяснения вполуха. Невпопад кивала, соглашаясь, не слыша, со всем, что он говорил. Арина уже не видела в нём своё продолжение. Он – тот, кто только что подписал с нею договор, ограниченный трёхмесячными рамками. На днях ей выдадут и аванс, а по завершении работы – солидный гонорар. Она, конечно, всё выполнит в лучшем виде не только из-за финансовой и творческой поддержки. Она привыкла работать каждый раз, как в последний: на высоком подъёме, так, словно больше никогда ей не выпадет вообще никакой работы.
         Простились. Все тот же серый «Мерседес» отвёз Арину домой. В небытие уплывала среда. Оставалось две недели до Нового года.
        Две недели до Нового года… Дни в предвкушении праздничных чудес! Накануне Нового года время движется иначе. Вроде те же хлопоты, что и всегда, но… Так много успевается!
        Две недели до Нового года… Жизнь, когда с суеверным юмором навёрстывается упущенное, ликвидируются долги, чтобы не мешали жить дальше.
        В канун Нового года невольно радуешься количеству перелопаченных важных и не очень важных мелочей.
        Так что перед Новым годом время течёт иначе, нежели в другие месяцы и дни.
        Почему?
        Этого никто не знает.

        СПЛИН. Ранним утром в понедельник, когда хозяин был уже далеко в другой стране, Арина отправилась на «сладкую» фабрику. Почти без перерывов с утра до глубокой ночи каждый свой следующий день колдовала в его кабинете. Подобрала лучших специалистов. Определяла и строго контролировала задания. Сама смешивала краски, добиваясь стопроцентно совпадающих с эскизными оттенков. Её просьбы и распоряжения быстро выполнялись. Она не заметила, как проскочили две посленовогодние недели. Их она почти полностью провела на фабрике, чей персонал ушёл на каникулы. А ей-то что! У неё – сроки!
        Встреча Нового года и нового века помнилась смутно. Славка куда-то её возил, с кем-то знакомил, смешил, дарил подарки, разыгрывал приятными сюрпризами. Ну просто клад какой-то, а не человек. Другая давно бы уже влюбилась в него по самые уши.
        Арина принимала Славкину заботу, из последних сил изображая счастье. Выстраданная, умело скрываемая фальшь изматывала ее душевные силы. Праздники превратились в нескончаемое испытание. С каждой минутой Арина всё больше закипала. В ней зрело жестокое желание закатить Славке грандиозный скандал. Но она сдерживалась и пока ещё улыбалась. Скандал копился внутри Арины и не выплескивался наружу лишь благодаря её силе воли. А жаль!
        Скандал помог бы избавиться от нервозности, возникшей в ожидании чего-то, как ей теперь казалось, выдуманного ею там, в реконструируемом ею кабинете, и чему невозможно осуществиться по многим, многим причинам. Арина анализировала свою последнюю встречу с красивым черноглазым человеком. Она и прощала себя неизвестно за что, и укоряла неизвестно в чём: «Любовь, как слеза, начинается с глаз, и попадает в сердце…»
        Ах, как она нуждалась в скандале! Хорошо бы с битьём посуды, звоном разбиваемых стёкол – совсем как в итальянских фильмах… Арина представляла себе неосуществлённый скандал и… к удивлению своему, успокаивалась. До скандала дело не дошло. Бедняга Славка… Он достоин лучшего отношения. Арина пожалела его.
        Новогодний перерыв в работе она едва пережила. Два выходных дня провела на фабрике. А оба праздничных мечтала о возвращении в рабочую суету кабинета. Её пребывание в нём стало потребностью. Она и переселилась бы сюда, случись возможность. Так всегда: пока проект не станет явью, Арине жизнь не в жизнь. Выпущенная же на волю работа её почти не интересовала. Грезилась новая.
        Первого февраля Арина проснулась не в духе. Зимний ветер бросал в оконное стекло пригоршни колючей снежной крупы. Арина передёрнула плечами, словно застывшие капли попали ей на лицо. Плохое настроение усугублялось. Всё, что она уже успела сотворить за полтора месяца, виделось ей бездарным, примитивным, блеклым, невыразительным. Критическое состояние творца? Скульпторы в подобных случаях превращают в осколки готовые произведения. Писатели жгут рукописи. Живописцы смывают холсты. Актёры напиваются до бесчувствия.
        Что делать Арине? Как быть ей?
        Неужели проиграла? Как она посмотрит в его глаза? Нет, об этом лучше не думать… Редкие свои проигрыши Арина воспринимала стоически. А переживала тяжело. Кому ж по душе проигрыши?
        Не будучи по натуре борцом, при необходимости что-то отстаивать Арина выбирала честную схватку. Честная схватка, открытые поступки иногда приносили прямо противоположный результат. Анализируя проигрыши, училась играть лучше. Не зря же, по определению великого англичанина, упомянутого ими в последней встрече, жизнь называется театром.
        Арине не нравились задние планы её сцены. Уж если пока не первая, далеко не последней должна она оставаться на ней и продолжать, продолжать… Продолжать движение к заветной роли.
        Главный режиссер всего действа, тот самый, чьё имя Жизнь, обязан заметить не самую худшую свою актрису, рвущуюся к своим звёздам. Но как же высоко пристроилась каждая! Попробуй доберись хотя бы до одной!..
        Неужели на этот раз она проигрывает?
        Арина впала в беспросветное уныние… Как лучше, как правильнее поступить? Остановиться, ожидая смены настроения и биоритмов? Начать вновь? Вплоть до переделки эскизов? Но время! Время уже упущено!
        Растерявшись, Арина не могла взять себя в руки. Решение не приходило. Требовался кто-то, кому можно было хотя бы выговориться.
        И тут Арину осенило!
        Кроме Славки у неё имелся ещё один школьный друг. Просто друг, без всяких там… Друг-коллега. Живописец. Сергей. От него всегда исходило спокойствие.
        Осенью на тридцатипятилетие друг Сергей подарил Арине кружку. Дорогую французскую кружку фиолетового стекла с экзотическим орнаментом. Назвал её кружкой вдохновения и пожелал:
        – Станет грустно, найдёт хандра – плесни в неё чего-нибудь: выпей не спеша, думая о прекрасном, и – повеселеешь. Она заколдована на добро, на творческое настроение. Любую хандру снимает как рукой.
        И вот сейчас Арина достала подарок из настенного шкафчика. Налила горячего обжигающего – чтобы пить медленнее – кофе с молоком. Спустя несколько минут настроение и в самом деле немного улучшилось. Может, и вправду, кружка заговорённая? С Серёжки станется… Выполненная работа уже не виделась ей такой уж никудышней… И к себе Арина относилась получше… Даже метель за окном перестала её раздражать. И дома, будто бы, потеплело…
        Она вновь прокрутила ситуацию от начала до сего момента. Набрала Серёжкин номер телефона. Его бодрый голос прибавил Арине уверенности, вернул в реальность:
        – Да не влюбилась ли ты, Ариша?
        «Точно! Как раньше не поняла?» – Арина засмеялась:
        – Влюбилась! Серёжка, умница! Я влюбилась. Да так, что света не вижу…
        Сергей засмеялся:
        – А ты как хотела?! Любовь – та ещё штучка. Душу вымотает так, что на стенку полезешь.
        – Уже почти на стенке… – пробормотала Арина.
        – Ариша! Успокойся! Не одна такая! Время пришло. Давно пора. Хорошо. А то вечно носишься по городу, делами окрылённая. Теперь носись на крыльях любви… Пройдёт твоя хандра, увидишь, всё будет хорошо. Собирайся, едем. Посмотрим твой кабинет. Может, там всё гениально!
        Распахнув дверь и внимательно оглядев творение Арининых фантазий, Серёжа не сумел сдержать восторженного возгласа:
        – Вау!
        Этим всё было сказано. Мелкие досадности, изнурявшие художницу, потеряли всякий смысл.
        Секретарша принесла телефон:
        – Вас, – скептически кивнула в сторону трубки.
        – Слушаю, – недовольно пробормотала Арина невидимому собеседнику, нарушившему творческую идиллию: «И здесь отыскали».
        – Здравствуйте, дорогая! Здравствуйте, моё продолжение! Как поживаете? У меня сегодня хандра. Да и дождь здесь идёт, мелкий, холодный… Я звонил вам домой. Беспокоился, не случилось ли чего? Решил проверить… Вы что же молчите? Алло! Ну здравствуйте же!
        – Всё в порядке! – крикнула Арина в электронное пространство. – Теперь у нас всё в порядке!
        Плюхнувшись на груду стройматериалов, Арина счастливо смотрела на Серёжку: «Всего и надо, что вглядеться, – боже мой!..»
        Строчки любимого стихотворения сами с собой ассоциировались с другими: «Любовь, как слеза, начинается с глаз и попадает в сердце…» ЛОРД

        Последняя дождевая капля звонко разбилась о подоконник и разлетелась в стороны. Весело, бесшабашно засияло июньское солнце.
        В глубине квартиры, будто дождавшись окончания недолгого ливня, затренькал телефон. Приятно уверенный мужской голос попросил пригласить хозяйку.
        - Слушаю вас, - ответила Ирина.
        - Десять часов - это жёсткое время?
        - Приезжайте позже.
        - Буду в половине одиннадцатого.

*   *   *

        ...Ирина окончила столичную консерваторию по классу вокала. Её голос завораживал ценителей искусства и просто поклонников. Однако тогда, вначале, Ирина концертировала немного.
        Неожиданно проснувшуюся нежность она отдавала малышке дочери. Да и муж, баловень судьбы, не желал ни таланта, ни публики, ни чего-то другого ещё, не связанного с ним.  И только с ним.
        - Вот тебе квартира, вот инструмент - пой сколько хочешь.
        Ирина не протестовала, смирившись ради любви. Быть красивой женой преуспевающего человека - тоже искусство. И какое!
        Инструмент простаивал. Петь "сколько хочешь" Ирина не могла. Вечерами их дом наполняли гости. Сколько  и кто именно заявится -  она не знала никогда. Ирина варила, парила, жарила с большим запасом - и все равно к утру ничего не оставалось. Хорошо хоть, что легкомысленные песенки не всегда заставляли петь. Ирина при своих "гостях" старалась держаться в тени - в основном на кухне. Ну разве иногда только уступала и сидела с полчаса за общим столом.
        Ребёнку муж тоже отводил строго определенное место. "Любил ли он девочку?" - горько, в который раз подумалось Ирине.
        Деньги, точно пёстрые осенние листья на ветру, разлетались быстро. "Скольким бы людям они пошли на пользу", - сожалела Ирина, привыкшая к размеренности и скромности.
        Из-за гостевой череды отодвигались в необозримое завтра уроки вокала. Ирина брала их и после получения диплома. Хотелось иногда, хотя бы раз в неделю, отойти от суетливой круговерти многолюдного обитания, да и для голоса это было необходимо.
        Ирина смущалась, оправдывалась перед педагогом-репетитором, предлагала деньги за пропущенные уроки... А та терпела, любя и свою ученицу, и её необыкновенный голос, вздыхала и продолжала верить в её возвращение на сцену.

*   *   *

        Вчера позвонили из филармонии. Просили быть дома в десять утра...
        - Придут из одной организации по поводу концерта - займитесь, пожалуйста, больше некому.
        В делах Ирина была педантичной, точной, щепетильной.
        Она ходила по небольшой квартирке в хорошем настроении. Лето, гастроли, новые люди и места вдохновляли её. Она радовалась любой возможности поездок и неожиданных интересных знакомств. О звонившем, положив телефонную трубку, она сразу же забыла.
        Ирина успела кое-что повидать и пережить.
        Романтически выйдя замуж в двадцать лет за человека, бывшего намного её старше, резкого, сильного, она жила в нежности и заботе. Высокий, широкоплечий, мускулистый. Умён, интеллигентен. Каким чудесным образом все эти качества сочетались в нём? Или так казалось?
        Легко и радостно пришла на свет дочка - яркий недолгий цветочек.

*   *   *

        ... Чирикание дверного звонка позвало в прихожую. Часы показывали десять тридцать.
        Ирина на ходу посмотрела в зеркало... джинсы, кофточка, по плечам россыпью пушистые светлые волосы. Открыла дверь.
        - Вы точны, как английский лорд...
        - Ну, это слишком, - слегка смутился вошедший молодой человек. Невысокий, плотный. В не очень-то уместных в летнем большом городе штормовке, ботинках на толстой подошве.
        - Это я звонил... Лорд.
        - Лорд?!
        - Да, Лорд. Фамилия такая... Владимир. По поводу концерта.
        Они расположились в единственной комнате за столиком. Беседа с первой же минуты из делового русла растеклась ручейками вопросов, возгласов. Опять выравнивалась и текла спокойно рекой, снова разделяясь на ручейки.
        Головное предприятие геологоразведки, в котором работал Владимир, базировалось в областном центре. А люди не вылезали из тайги и степей. Север, юг, запад, восток - не сосчитать экспедиций и мест, в которых побывал Владимир. И хотя недавно шумно отметили его тридцатилетие, женат он ещё не был ни разу. Влюбиться, шутил, нет времени.
        Много позже, вспоминая их первый день, оба не могли сказать, о чём же так долго и безостановочно они разговаривали.
        Ирина выглядела весёлой, беззаботной. Она стала намного интереснее с тех пор, как вернулась в родной город. Прошлое не царапало. Может быть, и вправду притихла боль?
        Вечерело. Они наконец-то оговорили все условия концертов в тайге. У геологов приближалась какая-то юбилейная дата, артистов манила экзотика путешествия. Да и платил заказчик неплохо.
        Проводив до двери Лорда, возле которой тот замешкался, медленно натягивая штормовку, глядясь в зеркало, вежливо прощаясь, Ирина заспешила - через два часа концерт. В новом её настроении переплелись лёгкость весенней капели и грусть последнего тёплого осеннего дня, когда ясно осознается неизбежность зимы, вслед за которой непременно придут и обновление, и другие надежды.
        "Что-то в нём особенное, - думала Ирина. - Необыкновенное и редкое по теперешним временам... Далеко не с каждым мужчиной ощущаешь себя женщиной. А с ним... С ним я была как маленькая девочка".
        Она видела его небольшие сильные руки. На прощание он поцеловал её нежную кисть. Серые глаза смотрят серьёзно и прямо. Такой не предаст, не заставит метаться из стороны в сторону, не лягнёт прямо в сердце.
        А эти мелочи! Мелочи... Мужчины не придают им значения, но как же они дороги женщинам! Именно в идущих от сердца мелочах, только в них и любовь, и забота. Их не придумаешь, не сыграешь. Высоким полётом души, стремящейся бескорыстно отдать, создаются драгоценные мелочи, которые связывают мужчину и женщину непонятными, невидимыми нитями прочно и навсегда.
        Как хочется раствориться в любимом человеке так, чтобы совпасть в тональности, чтобы и слова, и взгляды, и жесты - всё было едино, проникновенно! Все хотят любви. Кто не мечтает о ней, даже таясь от себя? Когда же она приходит, замечают ли? Чувствуют ли? Умеют ли принять её?
        Ирина вспоминала, как Лорд, не дожидаясь просьбы, заваривал чай по-своему, по-таёжному. Как разливал по чашкам душистый напиток. Как мимоходом подкрутил кран на кухне. Как поправил было картину, а она вдруг упала ему навстречу, и он, смеясь, подхватил её. А затем придумывал, чем бы вбить гвоздь в стену, и сумел-таки укрепить его...
        "Ах, Лорд" - с нежностью думала Ирина.

*   *   *

        А Лорд в уносившем его в далёкие края самолёте минуту за минутой прокручивал в памяти несколько часов, проведенных с  Ириной  Он видел её глаза, руки, волосы, гибкую фигуру. Слова? Какая разница, о чём они говорили! И вдруг подумал... "Ирина - "мир" в переводе с греческого. А Владимир? "Владеющий миром"...

        После концерта Ирина загрустила. День, переполненный эмоциями, не отпускал. Она достала с антресолей альбом давних фотографий. Свадьба, радостные гости, счастливые жених и невеста. Дочка. Муж. Снова муж. И вот опять он.
        ... Муж как всегда завёлся с ужином для важных гостей. Надоели эти люди! Они уже давно её раздражают. Однако нужно быть приветливой. От этого зависят его успехи. Повинуясь и терпя, она заканчивала приготовления. И горячую воду как назло выключили... На сковородке жарилось мясо. На крайней горелке грелась вода в большой кастрюле. Сегодня, вечером, попозже, она наконец-то всё ему скажет. В реальность желаемых ею и ожидаемых перемен она не верила. А вдруг?!
        Девочка бегала по просторной кухне. В передней комнате сидел толстый гость под два метра ростом. Его Ирина видела впервые, и он ей не нравился.
        Она почувствовала чужие, тяжёлые и грубые, руки на своих плечах. Вздрогнула. А он, схватив её, отволок на кушетку. Зажал рот. Потом нагло глядя на неё, сказал...
        - Пикнешь, прибью девчонку, - взяв газету, уселся в кресло, закинув одну жирную ногу на другую.
        Громкий детский крик, нет, не пронзил душу. Он её прострелил. Не помня себя, Ирина пронеслась на кухню, плача, причитая, молясь. "Господи, помоги, спаси, сохрани",- шептала она, ненавидя и мужа, и гостей его, и свою неприкаянную судьбу.
        Жестокие ожоги от опрокинутого кипятка на нежном детском теле... Чёрная, непроглядная,  долгая ночь...
        А у мужа шла своя жизнь. Гулянки. Чужие люди вокруг. Одна  подруга сменяла другую, а то и несколько сразу забавляли этого уже не молодого человека. Он будто наверстывал что-то, догонял кого-то. Бежал, бежал, бежал...
        Ирина подолгу лежала в своей комнате, свернувшись клубочком, и почти не выходила из неё. Она стала изгоем в собственном доме, спрятавшись на крохотном островке спасения. Да и жила ли она?
        Не человек - тень человека с провалившимися глазами, зеленоватым лицом бродила по квартире. Она ли это? Разве ей всего двадцать пять? Разве это она ещё недавно была здесь безмерно счастлива?
        Однажды муж, глядя сквозь Ирину, предложил ей стать домашней прислугой - за стол и кров.
        - Хоть какая польза, - он кривовато усмехнулся. А затем, забрав теннисные ракетки, ушел. У него было много забот в этот вечер - бассейн, сауна, ужин...
        Вытащила Ирину из небытия мать. Увезла дочь в родной город, занялась лечением.
        По настоянию матери Ирина обратилась в филармонию, куда её сразу же приняли. Работа и спасла. Гастроли, концерты. Ирина побывала в нескольких странах. Жила творчеством и вновь стала расцветать. К ней вернулась молодость. Только глаза по-прежнему были наполнены печалью. О себе она говорить не любила.
        Прошло девять лет.

*   *   *

        ... Через две недели Лорд позвонил из аэропорта. А через полчаса с цветами и полной сумкой трезвонил в дверь. Звонок верещал радостно, будто, как и хозяйка, истомился, ожидая. Лорд контрастировал с привычным Ирине окружением. Лощёные знакомые ожидали её знаков внимания. Воспринимали её дорогой куклой, с которой престижно блеснуть в свете. А если повезёт... Однако "не везло". Ирина общалась с ними, как  через тонкое стекло.  Её стали называть холодной и бездушной.
        Войдя в квартиру и поставив сумку на столик,  Лорд строго произнес...
        - Я  без ума от вас. Я  влюбился в вас с первого взгляда. Там, на пороге.
        - Спасибо, - растерялась Ирина, не ожидавшая такой прямолинейности.      ікнуло в сердце, задрожали руки. Она хотела сказать в ответ что-то хорошее, теплое, выплеснуть свои чувства, а вместо этого пролепетала...
        - Я старше вас на четыре года, - и виновато посмотрела на него.
        - Неужели?! - нарочито возмущенно вскричал Лорд. А добавил серьёзно и тихо...
         - Для вас это имеет значение?
        Она, всё понимая, ничего не понимала. Загорелый человек с обветренным лицом, серьёзный, веский, слову которого безоговорочно веришь, - с какой планеты он свалился? С ним она чувствовала себя другой. В неё вошла уверенность. Даже походка и движения изменились.
        Там, в прихожей, стоял человек из иной жизненной параллели. С ним хотелось быть рядом... Но осознание этого пришло позже. А сейчас...
        Невысокий Лорд виделся ей всесильным могучим великаном. Она ещё и концертные туфли наденет на высоченных каблуках, и платье вечернее, любимое, серебристое. Пойдет, не останавливаясь, за ним таёжными просеками, лесными завалами, болотами, оврагами... Она рассмеялась, представив себя в вечерней одежде там, вдали от цивилизации.
        - Чему смеёшься? - спросил Лорд. Ирина ответила. Долго смеялись вместе, придумывали фантастические истории о себе. А Лорд негромко сказал...
        - Куда угодно, как угодно - всегда хочу быть рядом с тобою.
        Вихрем пролетели по тайге самые невероятные гастроли в её жизни. Лорд сопровождал небольшую группу артистов. Устраивал  и оберегал их от непривычных сложностей недолгого кочевья.
        Концерты шли под открытым небом. Ирина пела в обычной одежде, вполне подходящей к полевым условиям. Джинсы, кроссовки. До платьев ли в стране мошкары?
        Вместе с геологами артисты вечерами просиживали у костра. Рвали руками приготовленное на огне мясо, вкуснющее мясо, пропитанное романтикой и дымом. Пили чай с водкой из огромных алюминиевых кружек.
        Счастье может быть другим? Разве?
Лорд солнечно светился, и ему всё удавалось. Ему всегда всё удавалось. Он умел ставить перед собой трудные задачи и азартно с ними справлялся. Он был весёлым, благородным победителем.
        Звёздное небо. Теплый ветер в кронах высоченных деревьев. Птичьи тараторки. Комары. И Лорд. Самый лучший на земле.
        "В иных мужчинах всего одно-единственное достоинство... высокий рост, - с удовольствием повторяла про себя Ирина свой афоризм. - Одно, всего одно достоинство. А ско-о-о-лько их в Лорде!"
        - Ло-о-рд! - пропела она, и эхо унесло вдаль звонкий голос.
        - Ло-о-рд! Ты состоишь из одних достоинств! - прокричала она в вышину.
        Кружилась голова. Кружилась тайга. Так она ещё никогда не пела. Лорд, глядя на неё, строгий, бескомпромиссный Лорд, по-мальчишечьи, по-дурацки, совершено глупо улыбался и медленно таял.
        Гастрольная группа собиралась домой. Пронзительная тоска, пробравшись в душу, спугнула невесомое счастье полёта. Ирина едва сдерживала слёзы. Лорд вымученно улыбался, но выдавали глаза... они то темнели, то светлели.
        - Осенью я вернусь, - говорил он. - Жди. Я  дам о себе знать.

*   *   *

        Прошел месяц. Ожидание становилось тревожным. Тягуче проползли ещё пять недель. Вестей не было. Наконец Ирина решилась позвонить на предприятие Лорда. Ей коротко сказали...
        - Приезжайте!
        Через час она вышла из конторы опустошённая. Яркий свет жёлто-оранжевого дня стал сумрачным. Серые дома, серые машины, даже цветы  и те серые. Не слыша звуков, она шла куда-то.
        На дне души, как на дне глубокого колодца, теплился крохотусенький уголёк надежды. Она верила и ждала.

*   *   *

        ...Лорд открыл глаза. Над ним нависал бревенчатый потолок с клочьями старой пакли... или мха? Он не понял. Болело тело. Не шевелились руки, не поворачивалась голова, не ощущались ноги.
        Послышался глухой звук. Заскрипела дверь. Незнакомые обстоятельные шаги приближались.
        - Отошёл? - спросил кто-то хрипло.
        Лорд всё вспомнил и куда-то провалился.
        Когда он опять пришёл в себя, хриплоголосый незнакомец гремел чем-то у печи. Потом сноровисто перевернул Лорда набок, обтёр ему лицо, поправил набитую сеном подушку, подоткнул пёстрое одеяло.
        "Спаситель", - догадался Лорд. Стремительные события перемешавшись в голове, снова погрузили Лорда в беспамятство.
        ... Его группа из пяти человек поднималась по таёжной коварной речке в лёгком катерке. Рискнули, потому что не было выхода. Плыть всего ничего, часа три. Ничтожное для тайги расстояние. Быстро темнело. Накрапывал противный дождик. Да ещё и ветер подул некстати. Быстрей бы уж добраться. Начало августа выдалось холодным. Вода неприветливо блестела. Хотелось в тепло, к людям. А там и домой.
        Тайга по берегам. Глухая тайга вокруг.
        Лорд вернулся мыслями в родной город. Там ждет его Ирина. Они отметят её день рождения, и он многое, очень многое скажет.
        Удар был глухим. Пассажиры катерка мгновенно оказались в воде. Лорд, превозмогая острую боль, уходя под воду и вновь выплывая, боролся за свою жизнь и жизни товарищей. Нырял из последних сил, но никого уже не было вокруг. Одна речка серебрилась проклюнувшейся лунной дорожкой. Добрался кое-как до берега и рухнул. Ничего больше не помнится.
        Утром на него случайно наткнулся забредший сюда лесник с лошадью и телегой. Дотащил до удалённого зимовья, которое располагалось совсем в другой стороне от места, куда держала путь группа Лорда.
        Лесник терпеливо выхаживал незнакомца, иногда отчаиваясь от собственной беспомощности. Но сильный молодой организм боролся, побеждая немощь.
        Невозможно было связаться с большой землей... Глухомань без радио, без электричества. Сломалась рация. Питание к ней без пользы пылилось на подоконнике.
        И вертолёт не прилетел в определённые графиком сроки. Ждали следующего рейса, но в тайге было отупляюще тихо.
        Лорд выздоравливал. Начал вставать. Помогал спасителю по хозяйству. И ждали, ждали вертолёт. Томительно тянулись короткие дни. Лишь спустя почти два месяца над "явочной" поляной застрекотала гигантская стрекоза.
        Появление Лорда вызвало у вертолётчиков почти шоковую немую сцену. И вдруг все разом загалдели. Радовались и скорбели одновременно... Товарищей Лорда так и не нашли, хотя искали долго, искали везде. А в зимовье не заглянули - то ли по оплошности, то ли потому, что слишком уж далеко оно располагалось от реки.

*   *   *

        Лорд сбежал из больнички маленького городка, куда его поместили насильно. Перехватив у кого-то несуразную одежду, добрался до аэропорта. Мест не было. Но, взглянув на него, никто не смог сказать "нет". Он примостился на полу в салоне самолёта и уснул.
        ...Ему снился осенний родной город, любимые улицы. Мокрый асфальт с пятнами осыпавшихся кленовых листьев. Шуршали троллейбусные шины. Блики фонарей неровно отражались в стёклах витрин.

*   *   *

        ... В свой день рождения Ирина давала сольный концерт. События не связывались одно с другим - простое совпадение.
        Накануне в конторе Лорда ей ничего нового не сообщили. Однако тоном, уклончивыми словами и улыбками давали понять... что-то скоро выяснится и, скорее всего это будут добрые известия. Помня о просьбе Владимира не проговориться, раньше времени, люди загадочно улыбались. В их глазах уже не было прежней затаённой тревоги. Или Ирине так хотелось?
        Она репетировала тщательнее обычного, готовилась к концерту. Примеряла туалеты. Подбирала макияж, духи, отвлекаясь от тяжёлых мыслей.
        Последний номер программы. Высокая и грациозная, в любимом серебристом платье, она проникновенно исполняет любимый романс, одаривая им всех, кто находится в зале. "Только раз бывает в жизни встреча... - пела Ирина, и слезы были готовы пролиться из её глаз.
        Заключительная строчка романса ещё навевала приятные грёзы. Ещё лилась в зал мелодия. Ещё ласкали слух нарядной публики лирические слова. А Ирина, медленно поворачиваясь в сторону кулис, через кисею вдохновения видела, не веря себе, как, мягко отстраняя шикающих служащих, строгих дежурных, верных поклонников, беззаветных друзей, приготовившихся к овациям, на сцену широким шагом, без суеты и спешки, уверенно и твёрдо выходил коренастый человек.
        Он шагал в тяжёлых сапогах, толстой фуфайке. В одной руке он держал огромный букет белых хризантем, купленных  у первой попавшейся торговки на все оставшиеся в бумажнике деньги. Другая его рука несла, как знамя, огромную кедровую лапу с шишками,  -  чудесный таёжный привет.
        - Лорд, - шептала Ирина одними губами, едва держась на ногах. - Лорд! Лорд...
        Она бросилась навстречу Лорду, протянув ему изящные руки. А он здесь же, на сцене, обнимал, и целовал её, и кружил на глазах ничего не понимающего изумлённого зала.
        - Ты вернулся, Лорд! - шептала Ирина.
        Защёлкали, словно спохватившись, фотоаппараты. Публика, отойдя от оцепенения, не щадила ладоней, кричала "браво". На сцену сыпались цветы.
        Лорд заполнил собою всю сцену, весь город, весь мир. Зал аплодировал стоя. Ирина и Лорд выходили на поклоны вместе.

ДУРАК ОБЫКНОВЕННЫЙ

        Этот толстый дядька из дома напротив прямо-таки огорошил меня...
        - Поехали, - говорит, - со мной за границу!
        Ну... Я девушка уже давно взрослая. Даже два раза из замужа ушла - не выношу   зависимости. Мне многое не в диковинку. Но чтобы так... Чтобы с ходу меня куда-то зазывали... Ясно, с какими намерениями... Такого ещё в моей практике не бывало! От жары у него, что ли, мозги размякли?..
        От такой подобной неожиданности я чуть было не поперхнулась праведным возмущением... "Да как вы смеете?!", "Да за кого вы меня принимаете?!" - но оно застряло в моих творческих голосовых связках на полпути к свету. Я междометийно что-то булькнула. Проскочило подобие мысли... "Ш-ш-ш-шу-тит..."
        Хорошую шутку я ценю. Сама за словом не лезу... Ни в свой карман. Ни в чужой. Друзья подтрунивают...
        - Язык твой - враг твой!
        Ну... Враг иногда. Да... Не спорю. Остёр не по годам, говорят. Согласна. Но это ж не ко мне претензии. У меня папа с мамой есть. Они меня создали. Теперь вот гордятся.
        Хороший юмор я ценю. В нём раскрывается собеседник. После уж сам решай - общаться с ним или нет. Так что шутка мне строить и жить помогает. Шу-чу...
        Слова про заграницу, если рассматривать их шуточным образом, в качестве шутки мною не воспринялись. Если это и являло шутку, то выглядело чересчур плоско, слишком тривиально... Я же... Я же так сильно люблю сама играть, подыгрывать, разыгрывать. Естественно, при условии, что это мне интересно. Я ж человек - театральный!
        Бабушка была актрисой. А дедушка - режиссёром. Они у меня бойкие старички. Остроумные. Не пропускают ни одной премьеры.
        Моя мама - тоже личность с "полётом". Модельер. А папа - так тот вообще хозяин издательства. Тает от книг по искусству, ищет новые таланты и "что-нибудь этакенькое"... В кого же мне не быть актрисой-то?!
        Тем и живу. Люблю тонкую игру. С интригой. С неожиданным, потрясным финалом. Не только для зрителей, но и для драматурга. Финал должен родиться в самом конце написания пьесы. Но такой... Чтобы актёры уже при первой читке от охватившего их игрового азарта попадали со стульев! Тогда успех спектаклю обеспечен!
        О! Если б я знала, чем для меня обернутся эти дурацкие  слова про заграницу! И где, вы думаете, он их сказал? В городском автобусе! Нашел место! Я-то общественным транспортом почти не пользуюсь. У меня машина поломалась, а классный мой ремонтник ушел в запой!   Почти месяц всё это тянется. И я езжу в театр автобусом...
        Кстати, у него, у дядьки этого, тоже телега ничего себе. А он-то почему парится по жаре в гуще народа?.. Экзот, наверное. Или садомазохист.
        Если я чего-то недопонимаю - на всякий случай отшучиваюсь. Вот и здесь, не зная, как найтись, я фыркнула лёгким смешком...
        - Запросто! - и кокетливо помахала негаданному соблазнителю наманикюренными поздним вечером пальчиками. Свернула зевоту в кулак. Выскочила на парапет своей остановки против театра. Побежала к служебному входу. Ранним утром мне трудно вырываться из объятий Морфея. Да, видно, не зря говорится... кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Вот и подал... Если б я знала, что будет дальше... А если б и знала?
        Из-за свалившейся на город чуть ли не среднеазиатской жары наша удивительно дружная и работоспособная актёрская компания в полном составе ни свет ни заря горит творческим пламенем на истёртых театральных подмостках. Готовим к новому сезону невообразимый премьерный фурор! Хотим потрясти зрителей. Мы заведены ожиданием будущего. И останемся такими до самой премьеры.
        После неё будем пребывать в рецензиях, встречах, интервью...
        - Как вам удалось так необыкновенно ярко раскрыть глубину характера главной героини?
        А главная героиня, её играю, естественно, я, так и накручивает круги предложениями, так и жонглирует словами... Какая прелесть! Где ещё так оторвёшься?!.
        Ну, в общем, вернёмся к баранам. То есть в то жаркое утро.
        В августе театр уходит в отпуск. Чтобы всласть наотдыхаться по принципу "сделал дело - гуляй смело", мы днями напролёт, с утра до ночи репетируем.
        В театре с его толстыми стенами дореволюционной кладки с утра прохладно. К обеду жара прорывается и сюда. Тогда накал репетиционных страстей вянет. Автоматически включаются кондиционеры. Но и им приходится пахать не хуже стахановцев.
        По домам тащиться не хочется.
        Мы разбредаемся по театру. Кто дремлет. Кто курит. Кто пьёт чай, а кто - минералку. Спиртного - ни капли. И это сущая правда. Какое спиртное?! И так ходим полупьяные - то ли от жары, то ли от предвкушения успеха. Его всегда чувствуешь безошибочно.
        Часа через два-три звенит звонок. Мы плетёмся в репетиционный зал или на сцену - куда укажет режиссёр.
        Мы всей труппой убедились на собственной тонкой коже в нескончаемых способностях человеческого организма, объятого высокими устремлениями. Мы даже стали соревноваться с жарой по принципу "кто кого".
        Мы пока держимся.
        И жара пока держится.
        Какая уж тут заграница! Нас и дома неплохо выжаривают. Поэтому, если быть серьёзной, то заграница меня не особенно привлекает. И без неё не холодно.  Не ехать же мне с ним на Северный полюс. Я боюсь морозов.
        Но куда больше меня страшат бесстрастные люди...
        И всё-таки, жара жарой, а мы, отпетые "совы", с утра бодры, как парниковые огурцы... Зачем мы всё это делаем? Зачем играем в придуманные страсти?..
        Вы и сами всё знаете.
        В наших спектаклях - тоже жизнь. И ещё неизвестно, где она честнее и правдивее -  в зрительном зале или за его пределами. А уж счастья у нас бывает по самую завязку на галстуке. Если счастья в какой-то момент нет, мы тут же изобразим его. И радость изобразим. И поверим в них. И они к нам придут...
        Как?..
        Вы не согласны?!
        Утверждаете, что моё, простите, наше актёрское счастье обрывается с последними шлепками аплодисментов?... Если бы вы знали, насколько вы далеки от истины, вы бы обиделись на меня... Но вы так близки к ней!
        Теперь ответьте на мои вопросы.
        Разве ваша работа приносит вам лишь положительные эмоции? Она вообще-то вам их приносит?.. Хорошо, если вы шагаете туда бодрой поступью, а не волочитесь, как... Ну, догадываетесь, как кто...
        Однако вы приходите к нам из сезона в сезон.
        За  чем?
        За  надеждой?
        За  слезами?

*   *   *

        Кто знает, как повернулось бы дело с этой самой заграницей, задай я тому толстому дядьке один вопрос... Ох, этот дядька, забытые мои воспоминания... Я и имени-то его не знала толком. Ни к чему мне было его знать. Да и не видела я его, дядьку-то. В смысле - не замечала. Не затрагивал он ни моего сознания, ни подсознания.
        Соседи, вернее, соседки, обсуждая нас всех вдоль и поперёк поочерёдно, характеризовали его видным мужчиной. Краем уха я как-то, давно ещё, услышала их сплетни и беззвучно посмеялась... какой же он "видный"? Видных в моём требовательном понимании я выделяю из любой толпы. Какой он - "видный"!!! Разве что большой и толстый... Я его -  не видела. В смысле - не замечала! И значит, никакой он не "видный". Видных я выделяю. Глаз у меня такой.
        Дался мне этот антипример общения с "видным-невидным"! Как бы мне хотелось, чтобы и другие чему-то научились! Да вряд ли кому-то пойдёт впрок полученный мною урок - такие уж мы, люди-человечки. Предпочитаем набивать собственные шишки. И всё же!
        О этот омут бездумно поступающих предложений! Он безумно опасен. А эти шутливые нотки ответов... Какой из "предлагателей" способен расслышать их!
        Если верить фантастам, теперь то далекое моё изнывавшее в летнем мареве утро, до сих пор существует в толще временных слоёв. Так что ж...
        В знойном мареве другого ослепляющего солнцем утра я едва успела прыгнуть в зашипевший  автобус. И тут же уткнулась в широченную грудь дядьки-соседа. Имени его я ещё до тех пор не знала.
        -   Ну что? Едем? - через стёкла толстых очков его глаза пробирались в   меня двумя острыми буравчиками... Они так и сверлили меня, так и сверлили... Несмотря на жару, по моей коже побежали мурашки. И я выдохнула...
        -   Едем!

*   *   *

        Привыкшая к розыгрышам и "приколам", непременной атрибутике моей профессии, аналогичным образом я воспринимаю и далёких от неё людей. Для некоторых такое общение непосильно. И оно постепенно тает. Сами же знакомцы незаметно перестают попадать в поле моего зрения. Что поделаешь! Несоприкосновение. Несовпадение человеческих сред. Нормально. Мы всего лишь люди.
        Привыкшая к профессиональным шуткам, я безоглядно согласилась куда-то ехать. И тут меня осенило... все происходит всерьёз. И мне придётся когда-либо за всё расплатиться. Я отогнала эту неуместную на тот момент досадливую мысль.
        Всё происходило всерьёз. Он занялся моей поминутной осадой. Мне не было проходу от него. Его осада словно парализовала мою волю и здравый смысл.
        Некогда моя поспешность принятия идентификации, однотипности со мной чуждого по мироощущению человека послужила мне поучительным, но, как оказалось, вовсе не обязательным для последующих выводов уроком.
        История из городского автобуса - тот самый случай.
        Видимо, я чуть-чуть эмоционально расслабилась. Сказалась творческая усталость? Мне поднадоело моё замечательное профессиональное окружение? Наскучила повторяемость и похожесть каждого нового эмоционального пика и спада на предыдущий? А может, у меня начался период острой нехватки свежего человека из другой среды? И я попалась, как муха в паутину?
        Попалась? Это верно. Да-да, попалась!
        Что ни говорите, свежесть свежестью, потребность потребностью, но любой опыт, особенно над собой, предполагает иметь для экспериментатора хотя бы элементарные гарантии безопасности.
        Я преднамеренно заглушила свои сигнальные "сторожки"? Я слишком скоропалительно заговорила с эмоционально не известным мне человеком на моём языке? Я чересчур увлеклась новой ролью в нечаянной пьесе?
        Признаю... мне польстило внимание чужого дядьки с огромной разницей в возрасте со мной. Не скрою. Меня до сих пор привлекают взрослые мужчины с проседью в волосах, с уверенной походкой, аккуратно одетые. От них исходит сила. И твёрдость характера прочитывается во всём их облике.
        Я отдаю себе отчёт... да, это выдуманные мною мыслеобразы. Похожих мужчин я представляю рядом с собою в моих ночных одиноких бессонницах. Иногда невозможность заснуть с завидным постоянством вдруг ни с того ни с сего наваливается на меня...
        Да что там! Не хочу кривить душой. Этого, толстого, из дома напротив, толстым я называю утрированно. Не такой уж он и толстый... Пожалуй, излишне ширококостный, тяжёлый на вид.
        Таких, похожих на него, в нашем городе немало. Интересно даже, сколь близки они в своих поступках?
        В своих мечтах о надёжной опоре я вижу их жертвенными, беззаветными. Я понимаю... всё это - теоретически. Вряд ли подобные явления существуют в  необходимых слабой половине человечества количествах.
        Не моё открытие, что людям извечно не хватает любви, ласки, понимания... Вот и заглатывают крючок с наживкой поверхностных признаков в вихревых ожиданиях решающей встречи, не успевая познакомиться с признаками глубинными... В то жаркое утро и я плавала на мелководье, у берега.
        -  ... Едем! - бесповоротно выдохнула я.
        В одно мгновение одним узлом сплелись во мне неустрашимая отвага молодости, любовь к импровизации и неуёмная жажда новизны приключений. Авантюристка... Какая же я авантюристка!
        Я внезапно по-другому заглянула в себя.
        Аван-тю-ристка!
        Что есть - то есть. Я не догадывалась тогда, но теперь осознаю... моего авантюризма с лихвой хватило бы нескольким похожим на меня девчонкам...
        Что есть - то есть.
        Зато папа и мама мною гордятся. Ещё бабушка и дедушка - мамины родители. Жаль, что папины давно покинули этот мир... А то бы и они гордились мною тоже...
        Приворожил он меня, что ли?
        Доведись мне повторно попасть в то утро, я бы прожила его так же! Как поменяешь то, что уже произошло, на то, что уже невозможно исправить! Потом, позже, я уразумела... тем утром, истосковавшись без сильного плеча, я просто-напросто влюбилась. Да только ещё не понимала, что произошло.
        Сожалею. Со-жа-лею... Мне бы чуточку терпения! Да что там скрывать! Я, не заглядывая в ближайшее будущее, скороспешно отворила ворота в свой духовный мир...
        Скорее бы всё позабылось...
        Его человеческий тип так и остался для меня непонятным. За своё непонимание я расплачивалась внутренним дискомфортом. Дискомфорт души подавлял меня, пригибал, не позволял выпрямиться...
        "От любви не ждут беды" - эта фраза из какой-то пьесы крепко засела в моей голове. Однако, я убеждена, если любовь не нужна тому, кому предназначается, она вообще   не нужна!
        Всё это пришло ко мне потом, когда я перевернула последнюю страничку короткой летней пьесы, так и не дождавшись оригинального   финала.
        Я сыграла в летней пьесе всего один раз. Без репетиций, без аплодисментов. Я была и главной героиней, и единственной зрительницей.
        И даже гардеробщицей была тоже я, несмотря на то, что в театре летом гардероб закрыт...
        Я сыграла в этой пьесе однажды. Но каков был накал эмоций! Эти пережитые мною страсти! Они помогли мне не только обрести душевное равновесие. Мои личные летние переживания, бесспорно, тоже сыграли не последнюю роль в моём осеннем премьерном триумфе.

*   *   *

        Сначала я согласилась ехать неизвестно с кем неизвестно куда. Потом уж и познакомилась с кандидатом в сопровождающие лица.
        Довольно странным темпом ведёт меня по жизни мой холерический темперамент. И что же мне с ним делать? Неужели обуздывать сие дарованное природой качество? Это в двадцать-то восемь лет? После двух несостоявшихся браков?
        Достаточно безболезненно пережив второй развод, я решила относиться к вопросам взаимоотношений с противоположным полом житейски... хочу - общаюсь, не хочу - не общаюсь. Увольте меня от моих уступок тем, с кем не складываются взаимоотношения.
        За короткое время я научилась не поддаваться соблазну чувств.
        Любила?
        Прощалась?
        Все страсти я переживала на сцене.
        За кулисами приходила в себя.
        А ещё природа наделила меня воображением...
        Но всё происходило всерьёз. Этот толстый дядька нависал над моим существованием отвесной горою. Он точно морской краб схватил меня своими цепкими клешнями, и я замерла, обездвижев. Я не получала никаких знаков внимания, кроме потока словесных обещаний. Я позабыла о существовании знаков внимания, напрочь поглощённая своим негаданным романом. И самим аховым романистом.
        Неизвестный доселе дядька разбудил во мне страсть, о наличии которой в себе я не подозревала.
        Он так экстазно целовался! Не происходи этого со мной - никогда, ни за что бы не поверила, что разница в тридцать лет в таких вопросах не имеет ровно никакого значения.
        Я ощущала его каждой клеточкой и "заводилась", как ненормальная. Я "заводилась" с полуоборота везде, где бы ни пребывала, стоило лишь мне вспомнить о нём. Он казался мне подарком судьбы! Я была с ним на равных. И была готова ко всему.
        Почти ко всему.
        Потому что "всё" в моём представлении нужно уметь хорошо подготовить. В подготовке и бетонируется основа отношений.
        Сложатся они или не сложатся - для меня выясняется из предварительных шагов мужчины на пути ко "всему". И выглядеть это самое "всё", и быть оно должно тонким и красивым.
        А уж если роман, да ещё на таких возрастных контрастах и одновременно на контрастах характеров, да с таким "заездом"...
        Вот потому-то я, где-то остро-бритвенная, а здесь по-цыплячьи робкая, постеснялась испросить его... какими такими условиями обставляются наши встречи? Каким будет наше общение в целом и во время поездки, если, конечно, она состоится (в чём я сильно сомневалась)?
        Очень уж мне не по душе было что-то выяснять. Разве возможно  предусмотреть все случайности? Вот и спасовала. Неловкость, видите ли, меня одолела.
        В его древнем (для меня) возрасте, убеждена я, мужчина сам определяет степень своей состоятельности. И во взаимоотношениях  с той,  которая рядом даже на короткое время... Теоретически я знала о существовании внутренне мелких мужчин. Но от  подобного знакомства судьба меня пока оберегала.
        Как   я должна была поступить? Обучать ли взрослого дяденьку общению с собой? Со мной, к кому он приклеился... ясно, с какими намерениями?.. Приклеился, да вот "клей", похоже, подкачал.
        Убеждена... если мальчик родился мужчиной  (я о его глобальной роли в жизни женщины), он поступает по-мужски и в три года, и в пятьдесят восемь лет.
        Моя бабушка с детства ненавязчиво, но настойчиво объясняла мне это своё восприятие мужчин. И добилась. В итоге она добилась, чтобы и я поняла, что именно она подразумевает.
        Опять же теоретически - это просто.  В  жизненном же театре всё происходит не так, как на театральной сцене...  Содержание пьес - все же литературный материал, как ни крути. А в литературе поступки персонажей зависят от воли выдумавшего их автора. И даже если первооснова - документальная, авторский домысел не возбраняется.
        Жизнь похожа и на литературу тоже.  Порой не поймешь, где быль, где выдумка...  Такие получаются закрученные сюжеты.
        И всё же мужчина - это характер. Мужчина не даёт повода к вопросу об условиях. С мужчинами, такими, о которых говорила мне бабушка, у женщин проблем не возникает. По каким дорогам  идут такие мужчины? Подскажите, где можно с ними повстречаться, пересечься путями? Именно о таких мужчинах рядом с собой мечтают, наверное, все женщины. Выдумывают их. А потом ожидают, ожидают... И я, наверное, ничем от них не отличаюсь.
        ...Так вот и жила я, независимо-самостоятельная, тихо угасающая от переизбытка  нереализованности в личностном женском плане. И вот угораздило же с утра пораньше забрести на эту автобусную остановку...
        Сожалею об одном - о своей изначальной искренности. Сделаю выводы и впредь начну поступать иначе. Раз уж так неудачно получается с моими знакомствами - отныне все посягательствующие на меня знакомства буду учиться переводить на деловую основу... их предложения - мои условия. Чего тут бояться?! Польза-то какая, если  знакомство не покажется интересным!  И не потребуется никаких дополнительных вопросов. Экономия времени и эмоций... Мои эмоции не растратятся впустую эмоции... До их эмоций мне дела больше нет!
         Эмоции.. Дорогостоящий товар... Как научиться управлять ими?

*   *   *

        Он не спрашивал меня, куда я отправляюсь по утрам. Я считала, он обо всём осведомлён не хуже меня.
        Я была готова на всё, не дожидаясь  обещанной транспортировки в неведомые края. Но я ожидала красоты, а не "раз-два-три - готово!"
        Я мечтаю о словах, ухаживаниях, поступках... Отношусь к ним трепетно. В них порывы чужой души. Их реализация -  на мне.
        Душа... Это тонко. Души нужно беречь. Души нужно беречь и свои, и чужие.
        Я и берегла. Я берегла две души. Я общалась со своим соседом на эмоциональном расстоянии. С каждым разом я "заводилась" всё сильнее и опасалась... на следующем свидании уж точно не удержусь.
        Но я удерживалась и в следующий раз, и в последующий. Что-то меня оберегало. Видно Бог, подав мне его тем ранним утром, потом спохватился и послал на выручку ангела-хранителя. Он и трудился по совести - мой невидимый оберег.
        Я узнавала своего нового знакомца. С подобными типажами мне не доводилось общаться даже на сцене. Если моим партнёрам предлагались роли коварных интриганов, они умело, опять же с подходом согласно роли обольщали мою героиню.
        Я как-то сумбурно изучала своего нового знакомца. Сегодня я запамятовала его имя. Способная запомнить десятки страниц новой пьесы, я не забываю имён героев давно отыгранных спектаклей.
        Реальных людей я исключаю из себя сразу же, как только перестаю с ними общаться... Жестоко?
        Возможно. Жалея себя, я научилась избавляться от никчемной душевной боли.
        Я узнавала моего нового знакомца. Училась понимать его, объясняла себе логику его поступков. Слишком долгая и неинтересная учёба меня не увлекает. Я скучнею и начинаю чувствовать потребность в более захватывающем материале. Моё настроение гаснет, характер даёт сбои, "вредничает" и придирается к мелочам.
        А всё этот несносный дядька из соседнего дома, вздумавший на старости лет подражать Казанове. События развивались так быстро, что я, как говорится, не успев оглянуться, помимо собственных желаний оказалась во власти чужой воли и чуждого мне отношения к жизни. Но я пока терпела.
        Особенно меня удручали его лексика и манеры, которым я придаю серьёзное значение. Я терпела неправильные ударения и произношение слов. Списывала на длительное пребывание в грубой производственной среде. Он, не дурак похвастаться, то и дело говорил мне, что особо напрягаться не привык, всю жизнь провёл на руководящем хлебном месте, что все его прямые начальники - обычные карьеристы и тупицы. Он похвалялся мне дорогостоящими покупками, поездками по разным странам. Правда, тамошние женщины обходятся ему дороговато, и он уверился, что на этой статье расходов возможна существенная экономия, если привезти собственный "самовар".
        Я и это стерпела, правда, роль "самовара" мне ни один режиссёр ещё не предлагал. Мы были разными людьми. Бог, видимо, экспериментировал, сведя нас в то утро в одном автобусе. Меня всё больше тянуло в привычную мне среду.
        Мои подмостки... Я с нежностью думала о них, когда он вновь заводил свои тягучие воспитательные проповеди на тему, какой должна быть молодая, интересная и дважды разведённая женщина. Я слушала и молчала, дожидаясь паузы в его монологах. Мне тоже хотелось высказаться о том, что я думаю по тому или иному поводу. Я привыкла к нормальным диалогам. А тут...
        Как-то я увлеклась описанием эмоций, возникающих у меня при чтении психологических романов одного из ярчайших мировых современных беллетристов. Я читала его в подлиннике, попутно практикуясь в одном из двух иностранных языков, которым, спасибо им, обучили меня мои дорогие родственники.
        Об этом, очень любимом мною, писателе он не имел представления. Ну да ладно. В тот момент мне важна была не его эрудиция - я ожидала внимания к моим словам, к тому, что волнует меня. Я запальчиво, увлечённо говорила. Он, ёрзая, слушал - дело происходило в машине. Неожиданно он прервал меня...
        - Может, ты ещё и в театр ходишь? - заданный насмешливым тоном вопрос словно обдал меня ведром студёной воды. Прошло всего несколько дней после начала его "осады". Я озадаченно подтвердила...
        -   Хожу... А что?
        Он поморщился, а я заторопилась с объяснениями...
        - Конечно! И хожу, и езжу, вот машину отремонтируют - на дорогу  будет уходить  намного меньше времени. Я люблю свой театр, я давно в нём работаю...
        Мне, возможно, показалось, но он на мгновение изменился в лице. Теперь по прошествии нескольких месяцев мне смешно вспоминать обо всём. Я ведь снова забыла имя автобусного приставалы. Он навсегда останется для меня толстым дядькой из дома напротив. Окна его квартиры много лет безотрывно вглядываются в окна квартиры моей...
        Теперь-то мне смешно вспоминать... Но тогда я порывисто, тут же стала рассказывать. Я пыталась объяснить этой железобетонной глыбе, в чём состоит моя профессия и почему она так много для меня значит. Я словно взяла на себя добровольную ответственность за несколько минут объяснить, в чём заключается сущность жизни... А всё горячность молодости!
        И вдруг выяснилось нечто важное, во всяком случае для меня. Я-то  живу своей профессией, и вся остальная жизнь сосредоточена на её интересах. А оказалось, что он и не догадывался о ней. Он не знал, что я - актриса! Мало того - успешная прима! Я привыкла быть примой... Мой мир вертится вокруг этого.
        Поразительно! В его квартире нет радио. Он не обращает внимания на местную прессу и телевидение. Принципиально. Мне такие  "принципы" смешны. У меня другие взгляды.
        Такой вот у меня появился "обожатель". А я и не понимала поначалу - в самом деле он такой другой или прикидывается. По-всякому же дурачатся люди. За годы   работы я навидалась и не таких шуток и "приколов".
        Я всё ещё добросовестно и старательно постигала этого человека... Только спустя время  поняла, как же сильно в то лето я нуждалась в крепком плече... Я старалась не замечать, что иные мои слова и выражения не вызывали у него никакой реакции. И тогда  зачем-то разъясняла их. Этого не следовало делать. Но я не догадывалась о том, хотя и видела в его глазах застывшее непонимание... Ну что за собеседник! Не разговор с ним - мука!
        Я всё ещё не могла сообразить, почему в его машине назойливым фоном звучит третьеразрядная попса...
        Но! С другой стороны!
        Не симфонии же ему слушать на охоте за добычей!
        Он таков, каков есть! Мне неинтересно переделывать его - таких мужчин много. Раньше, до той летней жары, я никогда не обращала на них внимания. Да и кому дано право кого-то переделывать!
        И всё равно я говорю не о том! В эйфории негаданного увлечения я ничего по-прежнему не замечала!
        Я погрузилась сразу в две роли. Будущего осеннего спектакля и летней личной жизни. Интерес ко мне толстого дядьки из дома напротив перевернул моё естество. Контрасты возраста и характеров разбудили во мне бури эмоций. Парадоксальность ситуации лишь подстёгивала их, наполняя меня небывалым доселе количеством энергии. Я летала.

*   *   *

        Прошло время.
        Я уже почти вернулась в себя. Только вот попереживаю ещё чуть-чуть, ещё чуточку, самую малость... Мне сладостно пребывать в переживаниях. Они здорово помогают настаиваться на роль, на спектакль.
        ...Мои подмостки... Благодаря им я жила на этой земле в чувствах и их оттенках. Через них я училась пониманию и его грубой силы. Она приносила мне новое настроение, окрашенное нюансами неизвестных запахов, напоминающих мне запахи джунглей. Почему-то джунглей. Мне казалось... такая страсть пахнет джунглями. Не знаю даже, с чего это вдруг в нашем городе мне пригрезились джунгли. В них я никогда не бывала. Что поделаешь! Игра воображения! Я проводила эксперимент над собой. Дядька-сосед потрясал меня своей фантастической необязательностью! Я ждала ласкового мурлыкания и с трудом вырывалась из его жёстких ручищ. Брела домой на ещё большем взводе. Утром же, ни в чём не реализовавшись, не чувствовала себя ни женщиной, ни актрисой. В унылой напряжёнке тягомотно собиралась на репетицию. Играла вяло. Перевоплощение шло через пень-колоду.
        Режиссёр деликатно рекомендовал хороший ночной сон. Какой уж тут сон! Томившая меня страсть мучила меня бессонницей! Если б режиссёр знал, что мне мешает спать!
        Я осознавала... всё это не продлится долго. Но меня тянуло к моему аллегорическому знакомцу, несмотря ни на что. Я не интересовала его как личность. Он злобно-иронично отзывался о моих профессиональных успехах. Это, безусловно, зря.
        Я многое способна понять, простить. Если это не касается моей профессии. Моя профессия - табу для насмешек и злопыхательств. Профессия - святое для меня. Для всех нас.
        Театр... Сконцентрированный сгусток бытия. Моя судьба. Моё счастье. Моя жизнь. Ну а за жизнь я борюсь как тигрица из тех самых джунглей, привидевшихся мне в летнюю жару. И пусть никого не обескураживает моя молодость. На сцене я с трёх лет. Мой знаменитый в нашем городе и театральном мире дед-режиссёр однажды срочно ввёл меня во взрослый спектакль взамен заболевшего ребёнка постарше. Да так и оставил.
        Я много играю. Я пропускаю через себя чужие жизни и судьбы. Я живу игрой. Мои роли помогают мне выстраивать мою жизнь. Они меня и вырастили. Они сделали меня взыскательной к людям. Ну уж какая есть. Требую многого. Да ведь и отдаю немало...

*   *   *

        Недавно, на закрытии сезона я сыграла свою седьмую главную роль. К моей местной известности добавился кусок славы в актёрской среде после публикации в одном профессиональном журнале. В нашем городе с давними театральными традициями восприимчивая и благодарная публика. У нас, как в доброй памяти старые недавние времена, считается неприличным для людей определённого уровня не бывать в театре, филармонии, на фестивалях искусств.
        На последней премьере нам долго рукоплескали. И в прямом смысле утопили в цветах.
        Моя роль была драматургически напряжённой. Моя героиня проживала в спектакле временной промежуток длиною в тридцать (опять в тридцать!) лет. Роль удалась. Но что бы я смогла сделать одна! Мои друзья актёры - всё равно что солдаты в бою. В одиночку не выстоять.
        Мы играли премьерный спектакль в абсолютной тишине затаившего дыхание и сопереживающего  зала.
        Трудный сюжетный материал вкупе с режиссёрскими новаторскими приёмами, выстроенными на сплошных иносказаниях, шёл легко. Разделённые тысячелетиями прошлое и современность переплетались предательством, стойкостью, любовью, ненавистью... В общем, на сцене происходило то же, что происходит в жизни во все исторические эпохи. Наш спектакль заканчивался светлой нотой надежды.
        То послепремьерное счастье до сих пор не покинуло меня. Оно, наверное, будет согревать меня всегда. Каждая удачная премьера имеет своё продолжение в актёре. Каждая последующая премьера отлична от предыдущей. Каждая премьера помнится по-своему.
        Жарким летним утром в видавшем виды автобусе послепремьерное счастье ещё переполняло меня. Видимо, тот толстый дядька спутал блеск успеха в моих глазах с чем-то другим, очень чуждым мне. А я попалась на крючок поверхностных признаков собственных эмоций.
        Я, женщина сама в себе, ценю в себе женщину. Я ожидаю красивых романов с красивыми душою людьми. Или одного романа. С одним духовно красивым человеком. Но так, чтоб от макушки до пяток!.. Я готова ждать. И разочаровываться я тоже готова ради такой встречи.
        Достаточно!
        Довольно лирики!
        Теперь уж мне нет никакого дела до того, чем руководствовался этот, как там его, ну... этот, пожилой сосед мой, зазывавший меня в не осуществлённое им же турне в "куда хочешь". Собственно, оно с самого начала было мне по "барабану".

*   *   *

        Недели через две после того сверкающего утра мой бурный приземлённый роман начал меня угнетать. Роман - это тонкая игра двоих. Начало романа - все равно, что поездка в невиданную страну с познавательной целью.Получится ли роман? Это зависит от огромного количества нюансов.  Я, к примеру, не приемлю грубость, прямолинейность, глупые шутки, бестактность, отсутствие хотя бы подобия игры... Для кого-то это норма...
        Дядька то с наивной реалистичностью уговаривал меня поехать на его дачу. То буднично утаскивал словами к себе домой (естественно, в отсутствие его сверстницы жены) - туда, в квартиру, чьи окна бесстрастно не один год озирают мои.  Но ведь не её вина в том, что они -  одногодки, в том, что годы оставили следы на её облике. За нескончаемыми домашними хлопотами, в уходе за ним поблекла её внешняя привлекательность. Кто в том повинен?!
        Все годы соседства она хозяйственно мелькает в нашем общем дворе. Да мне не было до неё никакого дела! Нет и сейчас. Как, впрочем, и до него. Если не считать того  утра, когда у моего незадачливого соседа, скорее всего, от жары мозги съехали набекрень.
        Я не однажды, утомив себя, объясняла причину, по которой отвергаю оба его предложения. Пожалуй, он никогда не поймёт сути моих отказов... К тому же эта его фразеология... Формулировки его предложений... Он безостановочно что-то обещал. Рисовал несбывшиеся картинки несостоявшихся событий. Он определял даже моё светлое будущее под его крылом. С чего он взял, что мне требуется именно это?!
        Меня не вдохновляют воздушные замки. Но однажды! Однажды он в сердцах выпалил...
        -    Вот ты какая!  Знал бы - не связался! Мне - баба нужна... Не маленькая, поди, догадываешься, для чего. Сколько это стоит? Поторгуемся,   заплачу! А твои заморочки мне ни к чему!
        Эти незатейливые слова тот час всё мне и объяснили. Наконец-то я сообразила, что к чему! Мне стало обидно, как невзначай  чем-то обделенному ребенку. Моя душа сжалась. В горле появился какой-то комок.
        Но!..
        Спасибо моей семье. Моему деду режиссёру. Моему театральному окружению. Я не повысила голоса. И даже во внутреннем порыве возмущения его претензиями   не вышла из машины. Мне не позволили этого сделать мои ватные ноги.
        Я смотрела на это так и не постигнутое мною упитанное чудовище. В душе вулканически закипала обида. А я - улыбалась.
        Я жалела себя? Я - жалела себя. В первую очередь за то, что не спросила его об условиях общения (дались мне эти условия!).
        В сумбуре охвативших меня чувств, захотелось выяснить, на каком основании, если ему срочно понадобилась "свежатинка",   на каком основании он выбрал меня?   Пытался поразить? Меня?! Глупо. Меня нелегко  потрясти. И потом я не произвожу впечатления "бабы" в его понимании, даже если занимаюсь стиркой. Не буду скромничать. Скромность - кратчайший путь к неизвестности.
        Не буду скромничать. Моя красота признана утончённой не мною - все театральные критики не преминут подчеркнуть в своих рецензиях именно это.  Не спорю... мне нравится быть "красивой и утончённой".
        У меня сорок шестой размер одежды при росте метр семьдесят пять и пятьдесят восемь пропорционально распределённых килограммов. Меня приглашали работать моделью. Я не отказывалась. Но театр требовал своего. Театр ревнив.
        ... Так вот какая же я баба при таких внешних данных! Шутник он, однако, неприкаянный мой знакомец. Скучно... такие шутки мне неинтересны. После них общаться с собеседником не хочется. Бабой я не буду никогда. В его представлении.
        Скорее всего, он - тот человеческий экземпляр, что разделяют нас всех на два подвида - мужики и бабы в самом примитивном понимании. У них всё - просто и незатейливо. Без лишних "церемоний". Но с этим - не ко мне.
        А ещё с моего языка, который, случается, бывает "враг мой", так и рвался вопрос... зачем же он обратился ко мне? Совсем не разбирается в людях? Неужели и впрямь настолько глуп?.. А точнее - недалек...
        Быть может, ему потребовалось   более молодое подобие его жены? И тут он "пролетает". Никакое я не подобие. Я - высокая тонкая девушка, а она - маленькая и толстая. Нет, она, конечно, наверное, сдаётся мне, совсем даже неплохая трудолюбивая и хлопотливая тётенька. Снуёт днями туда-сюда с переполненными сумками, стирает, трясёт ковры... Почему же он ей не помогает? Она, несомненно, сильно устаёт... Так что никакое я не подобие. С этим - тоже не ко мне.
        Я всё ещё улыбалась. И сама ситуация, и ниоткуда вдруг нахлынувшая на меня влюблённость, мои пока не реализованные романтические мечты, и всё остальное из произошедшего со мной за столь короткое время увиделись мне смешными и незначительными.
        Я улыбалась ещё с полминуты. Выжидала время для решительного действия? Да, это так. Затем, собравшись пружинкой изнутри и снаружи, я повернулась к нему спиной. Я открыла дверцу тут же вызвавшей у меня отвращение машины (скорее бы уж мою исправили!). Я не хлопнула дверцей. Нет, не хлопнула. Так и оставила нараспашку.
        Я уходила прочь. Я переживала. Мои чувства перепутались, и я, жалея себя, плакала.
        Глупая. Я ещё не знала, сколько ликования подарит мне осень. Плача и улыбаясь, я шагала вперёд по жаре, не замечая её. Я не ощущала жары. Я шла и бормотала...
        -   Он дурак. Он так и не вырос. Он большой, пожилой, обыкновенный дурак!
         Я шла и думала... Я ещё исхитрялась думать! Я проигрывала варианты того, на что срочно просто обязана себя переключить. Я непременно обязана на что-нибудь переключить себя, чтобы без остатка вытащиться из той эмоциональной глухомани, куда случайно, по собственному недомыслию забралась в сиянии послепремьерного успеха.
        Тем жарким утром я пребывала в том самом исключительном счастье, когда беспрекословно уверяешься... мир отныне и навсегда - твой без остатка. И все живущие в нём лишь ожидают удобного случая для объяснения тебе в любви и преданности.

*   *   *

        Мой поклонник-одиночка как в воду канул. Будто его никогда и не случалось на моём горизонте. Он подчёркнуто-демонстративно избегал меня.
        Он втягивал голову в плечи, завидев мою сиротливую фигуру на своём пути. Менял маршруты движения. Вселившийся в меня бесёнок так и подначивал крикнуть ему издалека, чтоб не боялся. Что я ничего плохого ему не сделаю и ни о чём не расскажу его уставшей от него жене. И той, новой, ну, той, той поношенной бабёнке, с обесцвеченными волосами. Её я много раз замечала в его машине. Ей я тоже не подам никакого намёка. Пусть уж эта летняя история останется нашей с ним пикантной двусмысленной тайной...
        -   Зря боишься, - хотелось мне всерьёз сказать ему. - Я не отличаюсь мелкотемьем поступков. И никому ни о чём не расскажу.
         Разве только мои зрители обо всём узнают от меня же. В одном из спектаклей. Спектакль тем и хорош, что весь разговор там настолько же условен, насколько и реалистичен.
        Я не собиралась устраивать "разборки". Это не эстетично. Да и каким образом я, девчонка в его глазах, смогу объяснить ему его самого? Нет-нет, я многое умею объяснить людям моей психологической конструкции. Но как объяснить такому человеку его самого? Как объяснить, что у  порядочных людей любое общение предполагает сиюминутную или долговременную ответственность за того, с кем они общаются? За начала и следствия... За покой и войну...
        Как научить такого человека пониманию долга перед тем, на чью психологическую территорию он забрался через потайной лаз на задворках чужой уставшей души? Увы, занимаясь контрабандой не принадлежащих ему чувств, он никогда не осознает недопустимости подобной территориальной интервенции. Он так и не разобрался ни в чём. Иначе бы не бегал от меня трусливым зайцем по заснеженному полю нашего двора. Ведь я - не охотник. И у меня нет своры гончих собак. Я не смогу объяснить ему ничего, даже если бы он об этом меня попросил. Ни-че-го никогда я не в силах ему объяснить. Неблагодарный этот труд не по мне. К тому же объяснять нужно целую жизнь - от рождения и до хорошего или не очень воспитания, до поступков, свойственных мужчинам и абсолютно неприемлемых ими, в общем, до "что такое хорошо и что такое плохо".
        Объяснять придётся целую жизнь. Однако прежде-то эту жизнь необходимо прожить. Что ж.  Свою я ещё живу. Ценю её остроумные шутки и красивые финальные сцены.
        А мой бывший сосед... Да-да, бывший, недавно я переехала в другой район города, поближе к театру. Мой бывший сосед вошёл в чужой спектакль персонажем другой пьесы. Он перепутал сюжеты инсценировок.
        Я  сожалела лишь о невостребованном накале чувств, вызванных ожиданием головокружительного романа. Романа, когда любое совпадение, даже малозначительное, возводится в ранг предначертания. Когда любое совпадение видится необычным, предопределяющим знаком судьбы.
        Если же роман не складывается, то же самое по прошествии времени воспринимается как предостережение.

*   *   *

        ...Прошло лето.
        Я возвратилась из недалёкой отпускной поездки.
        Неожиданно для себя во время моего актёрского отпуска я пришла к выводу... любого, даже,  любимого мужчину... можно заменить другим. Более близким... Менее близким...
        Любимое дело заменить невозможно. Я растаю без любимого дела. Я превращусь в пожухлую траву, в увядшие листья, в  осевший весенний снег.
        Любимому делу изменить невозможно. Моя профессия опять победила. Во имя неё я рассталась с двумя мужьями - они тоже были людьми творческих профессий. И я не смогла раздваиваться. Дом и быт, долг и самоотречение  то и дело врывались на мою сцену. Мужья остались моими друзьями. С ними (вне быта) я до сих пор разговариваю на одном психологическом языке. И молчу - тоже одинаково с ними.
        Я снова в родном городе. Мой отпуск сложился распрекрасно... Там, где я отдыхала, было полно творческой молодёжи. Мы много танцевали, пели, флиртовали, ненадолго влюблялись... Мы хохотали, купались и до утра болтались на свежем воздухе. Моего приключения все равно, что не было...

*   *   *

        И снова зазолотилась листва. Вновь незаметно подобралась осень. Ожил наш театр.
        Ещё одна феерическая премьера на открытии сезона потрясла наш город. Нескончаемые рукоплескания зрителей до утра звучали в ушах. Были автографы, съёмки на телевидении, записи на радио, повторения спектакля,  переполненного овациями...
        И несколько раз, казалось мне, я замечала в зале очертания неуловимо знакомой большой нескладной фигуры. И безмолвное широкое сумрачное лицо. И незнакомые с аплодисментами громоздкие ладони - точно сросшиеся с крепкими коленями.
        Всё это виделось мельком. Со сцены. Туманно.
        Во сне?
        Таинственный полумрак зала всякий раз навевал новые романтические грёзы.
        А быть может, история эта придумалась мною в мечтах о красивой любви, в угаре игры, в накале сценических страстей, нескончаемости лиц и перевоплощений...

ПОЛОВИНКИ

        И вот наконец командировка окончилась. Ура-ура! Прощай, Африка, прощай, экватор! Мариаша торопится. Как попало бросает в сумку вещи... Скорее, скорее, скорее. Еще несколько часов, всего несколько часов, какая разница - десять или двадцать, - и она будет дома. В своей промозглой, милой сердцу среднерусской осени. Еще немного, еще несколько часов терпения...
         И вот еще одно, теперь уже в обратном порядке, мелькание транзитных аэропортов. Самолеты словно замирают в воздухе. Мариаше поминутно чудится... бегом, на  своих двоих, было бы куда быстрее. Ерунда, конечно. Но как, как поторопить это застывшее время?!
 

1.  
         Вообще-то Мариаша болтливой не слыла. Прежде чем что-то сказать, она обдумывала, стоит ли это делать.
         Однако возникали и в ее жизни те счастливые моменты, когда непременно хотелось поделиться ими с кем-то... пусть кто-то еще порадуется хорошему вместе с Мариашей.  Мариаша - это упрощенное от торжественного Марианна.
          Мариашей в детстве называл ее отец. Его не стало, когда Мариаша училась в первом классе. Она плохо помнила отца, а когда пыталась вспомнить, образ получался нечетким, только расплывчатый силуэт...
          Но атмосферу легкой радости, созданную отцом, она ощущала всегда, когда ей вдруг отчего-то становилось счастливо. И этим вновь хотелось делиться с кем-то особенно близким... Ей желалось, чтобы хмурые лица, односекундно улыбнувшись, улыбались как можно чаще...
          В последний год ее переменчивой жизни количество таких моментов качественно возрастало. Теперь Мариаша радовалась им про себя. Ей почему-то расхотелось делиться ими с кем бы то ни было. Мариаша не докапывалась до причин. Теперь своему хорошему она радовалась в одиночку. Такая вот... "фишка".
          Мариаша сияла навстречу миру своим полукруглыми с просинью глазами и не поддавалась на провокационно-любопытствующие вопросы тех, кого по непонятным причинам ее счастливый вид выводил из себя. Правда, в близком Мариаше  окружении таковых не было вовсе. Что же до окружения далекого, то у кого их нет - явных или тайных недоброжелателей!
          - Все сияешь!  - подтрунивали знакомые.
          Мариаша согласно кивала. Или отшучивалась...
          - Уж лучше сиять, чем плакать.
          Никто и не спорил.
          Сияющая Мариаша нравилась себе. На осторожные восхищенные вопросы об истоках таких перемен отвечала молчаливой улыбкой да загадочными, нарочито многозначительными взглядами различной "конфигурации" или неопределенными жестами. У каждой привлекательной женщины с течением лет постепенно накапливаются свои мимико-двигательные "завлекалочки".
          Мариаша сияла, становясь день ото дня красивее.
         - Ты что, влюбилась? - удивленно вопрошали знакомые.
          Мариаша в ответ разводила  руками. Уж она-то знала  наверняка... особых причин для сияния не было. Влюбилась? Не влюбилась? Да пусть себе домысливают. Так интереснее!
          Честно Мариаша отвечала только себе. Всегда одно и то же...
         - Вот что значит быть в ладу с собой!
          Быть в ладу с собой Мариаша после того, как самостоятельно освоила эту премудрость, старалась охотно и искренне научить других.
          И огорчалась,  даже слегка страдала, когда плачущиеся в ее "жилетку" удивленно оглядывали ее. Позже Мариаша "въехала" в суть подобной реакции. Бесспорно, они хотели не выговориться и отыскать при помощи Мариаши мирный путь к себе. Им было необходимо "плачущееся" состояние само по себе. Странно, думалось  Марише, как она раньше не догадалась! Стоило ей разобраться в незатейливых хитросплетениях чужих эмоциональных всплесков, ей тотчас же стало весело. И она изменила тактику.
          Поначалу плоховато скрывая улыбку, Мариаша молча, с печалью на лице, качала головой, всплескивала руками. В общем, училась делать то, что ожидала от нее противоположная сторона. А, научившись, не считала сие лицемерием - она же искренне  желала помочь. Такие вот у Мариаши складывались жесты. Никого она ими не "завлекала". Скорее, привлекала, прослыв сердобольной, ласковой, душевной. Это не было неправдой. Перечисленные качества входили в число добродетельных свойств ее характера...
           Неисправимая оптимистка.
           Она улыбалась. Она почти всегда улыбалась. Она научилась не допускать публичности своих слез. Когда слезы частенько закипали у глаз, Мариаша улыбалась, молясь про себя... "Только бы суметь промолчать, сохранить улыбку и не расплакаться..."
          Оглядывая себя в зеркалах, видом своим Мариаша обычно была довольна... рост выше среднего, фигура не идеальная, но ничего себе - в ней ли дело! Прическа тоже всегда в порядке. Легкая уверенная походка дополняла образ благополучной, довольно молодой и весьма серьезной женщины.
          Так было не всегда.
 

2.

           До сих пор Мариаша была и оставалась Мариашей лишь для своих. Для близких ей людей. Она имела свое разделение тех, с кем общалась... любимые, близкие, хорошие знакомые, просто знакомые, сослуживцы, начальство, герои ее телерепортажей. И наконец, те, кому  вполне прилично было полуулыбкой кивнуть издалека.
          Любимых было - раз-два  и обчелся. Первенствовали сыновья-близнецы. Они не особенно докучали матери. Какие-то не по-современному сверхцелеустремленные, эти подростки с утра до ночи чем-то были заняты. Изучали сразу два иностранных языка, одним из которых был японский! Много читали, занимались спортом, слонялись по очереди в Интернете. Формировали себя, короче.  Они рано поняли, что в жизни большей частью приходится надеяться на себя. А может быть, на это, сама того не подозревая, повлияла Мариаша с ее разложенным по "полочкам" временем и сверхжесткой самодисциплиной.
          В числе любимых людей были мама и школьная подруга. Мама, уйдя на пенсию, уехала в родной город детства и подрабатывала корректурой на дому. С дочерью  перезванивалась и обменивалась письмами.
           С подругой Мариаша общалась в основном по телефону. Приблизительно раз в год они собирались за бутылочкой чего-нибудь не слишком крепкого. Подолгу разговаривали и вновь разбегались - звали неотложные дела.
           А еще раньше среди любимых был муж. Однажды он, обычно замкнутый в себе, высказался. Все!  Какие-то ненормальные, все они ему надоели. Живут, будто не от мира сего! Особенно несносная донельзя Мариаша! С нескончаемыми фейерверками событий, идей, процессов их претворения в конкретные результаты!
         - "Несносная"? - растерянно переспросила  тогда Мариаша, старательно вникая в смысл его слов.
          - Да! Несносная! У всех семьи как семьи! У всех жен нормальный распорядок! У всех дом и работа! У тебя - всегда аврал!..
           "Аврал, аврал,  - повторяла Мариаша, стараясь успокоиться. - Аврал... Да, несомненно, он прав. Но я все успеваю по дому. У меня всегда приготовлено. Постирано. Выглажено. Неужели он не замечает, как сильно я устаю и к концу недели просто валюсь с ног? А ведь мне еще нет и тридцати... Я даже в выходные не могу  выспаться..." Но промолчала. Кто же объясняет очевидное?
            - ... А дети?! Куда ты их ведешь? В какие высшие сферы готовишь! Они детства не видят! Бегали б себе на улице! А  то день и ночь  заняты, ни поговорить,  ни чего другого! Языки! Спорт!.. Спецшкола!.. Ох, ох! Мы не такие, как все, мы особенные! Противно!!! - рявкнул он и метнулся к двери.
            Так, одномоментно собравшись, муж и отец покинул свое "чокнутое" семейство. Он вернулся в отдаленный райцентр, откуда прибыл  в год знакомства с Мариашей. И начал  новую жизнь. Он уехал, прихватив с вещами и Мариашино равновесие. Она же не интересовалась, как он и с кем он. Предательства выражаются по-разному, в том числе и безучастием в судьбах близких, равнодушием к тем, с кем  живешь бок о бок, самоустранением от всего...Тогда же Мариаша вычеркнула его из списка любимых и просто знакомых людей.
          После того накаленного вечера она много месяцев  старалась обрести твердь под ногами в виде хотя бы чьей-то крохотной   поддержки. Но никого из тех, кому захотелось бы излить душу, рядом не оказывалось. Не было таких, кто бы понял ее метания и тоску без морализаторства и нотаций.
          Нет, Мариаша не  по отцу своих  детей тосковала - по нему она не тосковала вовсе. Тосковать было некогда и незачем. Слишком разными они оказались людьми во всем, но особенно в понимании чувства долга и перед детьми, и перед собой, и  друг перед другом. Все это и выявил их  почти мгновенный брак после трех дней знакомства. Что тогда рассмотрела в статном красивом блондине, приехавшем в город устраивать свою судьбу после первого развода, восемнадцатилетняя девочка? Куда затем подевались те увиденные ею качества? Не принимала ли она желаемое за действительное? До тех пор, пока в душе Мариаши теплилась любовь, она приспосабливалась к совмещению  всех обязанностей. Но... У мужа были другие взгляды на семейную жизнь, какие-то домостроевские. Заботы о семье вскоре полностью легли на Мариашу. А ведь она еще и училась в университете, а маленькие дети?!. В общем, постепенно все менялось. И не удивительно... терпение когда-либо иссякает.  Любовь ушла. Когда ушел и муж, Мариаша, проглотив горечь обиды, продолжила собственное формирование, быстро привыкнув к единоличной ответственности за семью. Первой заботой стала забота о заработке. Слава богу,  дети росли  почти беспроблемно. Мелочи не в счет.
         Затем с небольшими интервалами у Мариаши появились, как ей тогда казалось, еще  два любимых человека. В конечном итоге короткие увлечения ни во что не переросли.
          По-прежнему оставаясь для близких-любимых Мариашей, изо дня в день она дисциплинированно шагала, ползла, карабкалась, бежала по жизни, вновь и вновь пытаясь обрести лад с собой... Легко ли это?!
 

3.

          События последнего года выкристаллизовывались не спеша. Теперь уже можно утверждать без опасения ошибиться, что скорости они могли бы и прибавить. Дороги обоих участников оказались свободными от всех видов движения. Рулить по ним возможно было без ограничения скорости. Выяснилось это значительно позже, когда события приняли достаточно четко очерченную форму. Что ж, "большое видится на расстоянье".
          Начиналось же все более чем обычно.
          С трудом получив согласие на интервью, Мариаша тщательно обдумывала предварительные вопросы... для  "затравки" беседы, для ее углубления. Придумала "экспромт" на случай легкости общения и шутку для разрядки напряженности, если вдруг таковая возникнет. Мало ли что! На предприятии, занимающемся разработками и испытаниями новых технологий, посторонних скорее не жаловали, чем радовались их заинтересованности в себе. Встречали вежливо, но дипломатично-отстраненно. У директора была своя метода определения степени доверия к новичку и необходимости продолжать знакомство...
          - Я должен посмотреть на человека лично. Заглянуть в его глаза. Обычно первое впечатление   бывает самым верным.
           Конечно же, Мариаша не догадывалась о методе директора. Но - придерживалась тех же принципов. Ее первое впечатление почти всегда впоследствии  подтверждалось
           Приехав к новому "герою" за интервью, Мариаша отметила индивидуальность его внешности... не красавец. Но что-то такое в нем было... Что-то притягивало к нему. А улыбка! Море обаяния!
          "Симпатичный", - автоматически по привычке отметила журналистка. Внутреннего напряжения не возникло. Она зафиксировалала  и это, определив "новичка" в пространный список "героев" своих материалов.
           Вскоре по инициативе директора последовало еще  несколько кратковременных деловых встреч и одна большая работа. Пока работали, Мариаша  отметила про себя некоторую потребность в нем. Да и группа время от времени незлобиво подшучивала над  ними.
           Атмосфера телесъемок напоминала Мариаше ту, из детства, когда присутствие отца всякий раз  рождало  атмосферу   любви. Потом, без отца Мариаше так не хватало ее тепла и красоты.
           И  вот через столько лет Мариаша ощущала то же самое.  И уже  в   начале съемок поняла... после их окончания все три дня ей будут вспоминаться еще долго. Летние дни яснее просматриваются сквозь дымку зимних морозов... "Лето - это маленькая жизнь..."?  А эти три дня? Это - тоже маленькая жизнь? Или ее необозримый океан?..
           И осень?.. Что такое - осень?.. Что представляет собой новогодье? Зима? Время года? Или, все вместе взятое, - сродни мысленным полетам на другие  планеты? Или же - жизнь во всей ее необозримости?
          А чем же были тогда ее редкие деловые звонки ему? Звонки, коим он радовался (она это слышала), как ребенок (он это знал)? Его  теплые интонации усиливали привлекательность ее голоса и привлекательность внешнюю. На деликатные вопросы о причинах Мариаша по-прежнему отвечала без слов. И повторяла в одиночку...
          -  Как здорово быть в ладу с собой...
         Чаще Мариаша набирала его номер вечером, в самом конце рабочего дня, предварительно подготовившись. Она должна быть точной и корректной. Потому заранее определяла день, час, тему звонка.
         Мариаша с удовольствием общалась бы с ним, пусть телефонно, но гораздо чаще. При условии его прямо выраженного  пожелания того же. Ничего подобного он не предлагал. Она же не испытывала изнуряющего ожидания временного разрешения  для такого звонка, обусловленного, как же иначе, - делами!..
         Мариаша не ощущала  привязанности к телефонной тяге, когда мучительно не можешь не позвонить и когда не в состоянии не звонить. С такой зависимостью справиться тяжело. Она уже это проходила и противилась повторению изматывающего душу ожидания и выдерживания хотя бы видимости  внешних приличий.
         Не зависящая от телефона, Мариаша не сомневалась... когда она решится позвонить, это будет приличным. Проходили, пробегали, мелькали  дни, недели. И вновь Мариаша загодя начинала чувствовать приближение момента, когда она заранее определит час и тему звонка.
         В тот благословенный день, работая, как трактор, Мариаша с утра знала... вечером она вознаградит себя.
        Однажды ее визави начал с вопроса...
         - Ну что? Вы переделали все дела?
         - Не поняла? - переспросила Мариаша, оттягивая секунды на формулировку ответа.
         - Уже  вечер. Вы все сделали? И у вас появилось время? И вы мне позвонили?
        На что Мариаша, замявшись, ответила...
         - М-м-м... Потом скажу. Если  возникнет повод.
        Телефонные объяснения... Как рассказать ему о таком необычном и неповторимом подарке себе? Обязательно ли сообщать? Разве она не заслужила права на свою маленькую тайну? Она дарит себе подарок! Ценность и цену ему определит будущее. Будущее неизбежно превратится в прошлое. Марианна все еще убеждала себя в чем-то... "Потом, потом, когда-нибудь потом я разберусь во всем".
         Все выяснится потом?
         Или не выяснится? Кто знает, в чем состоит ценность общения двух давно сложившихся, давно сформировавшихся характеров. Хотя...
         Разумные люди формируются всю жизнь.
         Внутренним чутьем Мариаша понимала... она готова принять его в свою классификационную ведомость в любом качестве - лишь бы он был...
          Был.  Был. Был.
         "Не был - пусть будет, - молилась Марианна. - Пусть он просто будет. Пусть даже всего лишь человеком для сложных и редких  разговоров".
          Дорожа им, Мариаша принимала его  как данность...
          -  Пусть просто будет... Хотя бы будет...
          Отвечать на его телефонные вопросы прямо, так, как есть, Мариаша и не хотела, и не могла.  Если б и отважилась, то предпочитала бы смотреть на собеседника, видеть его глаза и реакцию на свои слова. Ей необходимы нюансы его движений, взгляда, улыбки... Они важны. Они - ей важны.
          И еще Мариаша сказала бы, доведись случай... Она сказала бы... "Мой дорогой, вы задаете  много вопросов. Я отвечаю почти на все. Я охотно ответила бы подробнейшим образом. Но это  нелегко. Ваши вопросы просты. Да ответы на них бередят мою душу. Вы о многом спрашиваете. Но не интересуетесь самым главным. А ведь именно о нем, о моем прошлом вы хотите знать... Что еще вы хотите знать? Интересует ли вас мое настоящее? Я  многое вам сказала. Больше, чем сказали мне вы. Что еще вы хотите знать обо мне?".
          Его взгляд. Его улыбка. Они - важны. Как можно мимоходом делить частичку своей души с техникой?
                    - Потом скажу, - негромко повторила Марианна, едва не выпалив... "Это мой подарок себе".
 

4.

          События последнего года в один из его периодов стали развиваться быстрее.
          Руководимый героем  ее телерепортажа коллектив в приподнято-радостном настроении наблюдал за нарождающимся на его глазах романом своего директора и Мариаши. Однако главные участники романа о романе между ними не догадывались. И о повысившемся к себе  внимании народа - тоже.
          А может, и впрямь народу виднее? Коллектив - могучая сила? Герои будущего романа и виделись-то от силы несколько раз, и встречи происходили  по сугубо деловым вопросам. Так отчего же коллектив молниеносно принял версию заискрившегося романа? Почему не обсуждалась возможность его возникновения?
          Коллектив следил за романом своего директора. Не было сплетен, перемигиваний, пошлых намеков. Они и не могли прийти в головы этих интеллигентных и тонковосприимчивых людей. Мало кто из них пребывал в безоблачном личном счастье. Цену ему хорошо знали...
          В общем, коллектив был точно таким же, как и его директор. По своему образу и подобию он его формировал, что ли?
          Коллектив наблюдал за романом, которого еще не было, как за чем-то естественным. Разве что слепой не разглядел бы очевидности встречи двух созданных друг для друга  "половинок". Не потому ли и радовались, что нечаянно оказывались свидетелями  встречи чуда с чудом? Кто знает... не становился ли коллектив свидетелем рождения любви? К  каждому из нас она приходит по-разному. Любовь - ключ к любому творчеству. У нее нет сроков давности.
          Есть?
          Была?
          Любовь не имеет границ запретов.
          Оказывается, недавно узнала Марианна, подавлять в себе любовь, отказываться от нее во имя чего-то более земного, ограниченного условностями общественного бытия, великий грех.
          Мариашу не увлекала, пусть для кого-то и неприемлемая, перспектива стать духовной грешницей. Она помнила об условности запретов и границ для любви.
          И еще совсем недавно Мариаша вычитала... нельзя бояться признаваться кому-то дорогому в самых сокровенных чувствах. Она обрадовалась книжным словам. Но для себя... В применении к себе... В общем, Мариаша ни под каким предлогом не смогла бы признаться ему, какие дорогостоящие эмоциональные подарки время от времени она дарит себе, определяя день и час, обдумывая до мелочей тему для последующего телефонного общения с ним.
          Она  сделала бы это при одном условии... если бы наверняка знала, что он испытывает аналогичные чувства и сомнения. А если это не так? Как же тогда быть с общением?.. Нет, решила для себя Мариаша, пусть уж все останется как есть.
          Она размышляла и размышляла, продолжая познавать себя. "Чего я хочу больше всего? Не считая счастья детей? Отбрасывая заботы профессии?" - спрашивала себя Марианна. Можно было и не спрашивать. Ей известны ответы на свои же незамысловатые вопросы. Ну и что в том дурного? Что плохого в том, что она мечтает о встрече со своей второй "половинкой"? Ведь где-то  она существует! Наверное, она где-то есть и в эту минуту чем-то занимается, не подозревая о ней, о Мариаше.
         Любовь... Взлет души. Без любви не рождается  ничто мало-мальски значительное. И даже если любовь не взаимна - она невольно наряду с другими чувствами воспроизводит вокруг себя атмосферу радости. Как хорошо, ощущать в себе наличие любви...
         Очевидность встречи двух дополняющих  и продолжающих одна другую "половинок" наличествовала. Очевидность присутствовала настолько очевидно, что в создающий новые технологии народ вселился веселый азарт. Народ, опережая события, беспрекословно предрекал "половинкам" дальнейшую общность судеб.
         И как додумались? Не атмосфера ли на них действовала?
         Коллектив наблюдал за, по его мнению, неукоснительно развивающимся романом их умницы-директора и невесть откуда свалившейся журналистки. Симпатичной, бесспорно, журналистки. Но...
          Этот коллектив уже несколько лет со всех сторон оценивал нечастых претенденток на директорский интерес. Как-то так получилось, что слагаемые, из коих мог бы время от времени сложиться результат,  не совпадали с тем, что обычно располагается после знака "равно"... Слагаемые почему-то не складывались в результат. Каким-то противоестественным для простого арифметического действия образом "икс" не определялся, и задача оставалась без ответа.
         Тогда коллектив поставил вопрос "ребром"... неужели для директора закрыто личное счастье? Коллектив ценил его чуткость, душевность и прямоту. Директор умел искренне сопереживать. Много ли подобных ему отыщется в ближайшей округе? Директор - почти идеальный человек, а вот, поди ж  ты... И еще он дорожил духовной общностью с любым человеком. Духовным интересам он придавал немалое значение.
          В общем, задыхались от восторга молодые заводчанки, он... Он такой... Он такой замечательный! Он - почти без изъянов!  И еще директор этого необыкновенного предприятия помешан на справедливости. Мечтатель и фантаст. Забравшись на твердую почву реальной повседневности, в доставшемся ему коллективе директор создал почти идеальный микромир. Коллектив однозначно решил... директору нужна похожая на него  "половинка".  Ее просто не может не быть в этом мире. Где-то же она существует? И эта журналистка...В своей одержимости она очень напоминает его.
          Директору нужна только его "половинка". Все говорит за то! И то, что в судьбе директора произошло раньше... Одним словом, все былое не должно  ему мешать.
          Личную историю директора за его спиной тихо переживал весь объединенный новыми технологиями коллектив. Однако Мариаша о том не ведала. Она вообще не ведала ни о чем. Мариаша не умела задавать личные вопросы о заинтересовавшем ее (больше, нежели  в деловом плане) человеке. Она стеснялась собирать дополнительную информацию о тех, кем дорожила... Точнее, о том, кем стала неожиданно для себя дорожить, наверное, с первой минуты самой первой встречи. Она и не догадывалась, что в глазах коллектива незнакомых ей людей выглядит второй частью "половинки". А если бы знала?
          Тогда, быть может, события последнего года развивались бы несколько иначе.
          У каждого из нас существует своя явная или потаенная личная драма судьбы. Была она и у директора предприятия по  новым технологиям.
          Теперь уже его бывшая жена, ученый-энтомолог, всегда интересовалась лишь проблемами жизни насекомых. Она подолгу обитала в разных частях света, привыкнув к тишине и одиночеству исследовательской жизни. О насекомых  она защитила обе диссертации и написала несколько научно-популярных книжек. У нее тоже никогда не было ни одной свободной минуты. Любимая работа поглощала ее без остатка. Чего только не знала она в самых мельчайших подробностях о милых сердцу бабочках и разных прочих козявках!
           Да что в том предосудительного, если человек находит свое дело!
           К тому же энтомология - очень важная наука. Достаточно вспомнить один из рассказов  Брэдбери. Фантастический, естественно, рассказ. Но каковы последствия! Как полярно перевернулся мир в будущем, когда в древнем прошлом по неосмотрительности путешественника во времени была раздавлена  одна-единственная бабочка!
          По меньшей мере глупо обижаться на человека за то,  что она в одной из прерий  повстречалась со своей второй "половинкой". Они познакомились, столкнувшись в буквальном понимании нос к носу. Родственная душа тогда еще жены директора предприятия по новым технологиям пребывала в образе рыжего шведа - такого же неутомимого "козявочника". В одном из заповедных мест, на одном и том же участке они довольно долго, не замечая  ничего вокруг себя, с лупами, сантиметр за сантиметром исследовали  загадочное природное явление и небезосновательно предполагали... оно может стать сенсационным открытием в биологии. Так впоследствии и произошло через несколько месяцев. Но пока этих людей в один и тот же момент объединила общность взглядов и интересов. Еще потирая ушибленные друг о друга лбы, еще разглядывая один другую, они уже бесповоротно влюбились друг в друга. И ничего удивительного! "Половинки", некогда разделенные высшими силами, встречаются по-разному.
           Расставались  директор и его не "половинка" довольно сухо, подчеркнуто доброжелательно. И даже с холодно-вежливыми высказываниями пожеланий возможных счастий в дальнейших раздельных личных жизнях.
          Так и переступил вскоре порог своего сорокалетия обаятельный человек, на несколько лет перед знакомством с Мариашей загрузивший себя, почти переселившись в свой рабочий кабинет, с содроганием думая о темных окнах своей квартиры и о том, что никто его там не ждет.
          Ко времени первого пришествия  незнакомой журналистки личной жизни у него почти не было. То есть, она была, но определялась  в основном интересами любимого дела. Что ж, обстоятельствам не прикажешь.
          Директор ценил общность взглядов, но не меркантилизм. Как же иначе?
          Директор мечтал, иногда, очень редко, не веря в такую реальность для себя, он мечтал о... любимой. Ему многое требовалось. И чтобы дружба была между ними - добрая, трепетная дружба. И чтобы эта женщина, конечно же, бесспорно, где-то существующая, чтобы эта женщина была интеллектуальным человеком. И чтобы умела любить душою. Чтобы она была человеком не только с богатым внутренним миром, но и человеком, чувствующем его интонационное поле и чтобы он ответно чувствовал поле ее... Да разве так бывает?..
          Похожим образом и у Мариаши не оставалось времени на личную жизнь. И веры в нее тоже не осталось. Она загрузила себя работой сверх всякой меры, а все ей было мало. Порой счет времени шел на секунды. Но именно этого Мариаша и добивалась все годы после того, как взвалила на хрупкие плечи единоличную заботу о себе и сыновьях. Она жестоко боролась даже с единственной свободной минутой, не позволяя себе сокрушаться о своей на чей-то взгляд не удавшейся личной судьбе. Она ни с кем не обсуждала свою судьбу. Она хотела жить в ладу с собой, обучаясь этому хитрому  делу со дня встречи с ним, с директором  предприятия по новым технологиям.
           И потому спустя несколько месяцев после их знакомства Мариаша заранее определяла день, час, тему своего подготовленного ею же сюрприза себе.
 

5.  
          Той же осенью в цепочке событий последнего года состоялась и съемка телерепортажа  об астропсихологе. Необычную собеседницу, еще одного нового человека, подарила  ей профессия. Они познакомились в одной из Мариашиных летних командировок. Мариаша тут же запланировала телевстречу по астрологии. И вот съемки закончены. Группа собирает реквизит.
         Чуть смутившсь, почти в последнюю минуту перед прощанием, Мариаша попросила свою героиню разобрать и ситуацию ее последних месяцев... Что было? Что будет? И есть ли от чего успокоиться сердцу? Астрология. Это, конечно же, никакое не гадание. Внутренне Мариаша противилась всякого рода предсказаниям судьбы - пусть все идет своим предначертанным свыше путем. Но ведь астропсихология - это не гадание?..
          - Дорогая моя! Да вы - счастливица! - произнесла ее  "героиня", с каждой минутой приближающаяся к списку любимых людей. - У вас начинается новый этап жизни. Вы еще  столько сможете! Посмотрите внимательнее...Заметили? Нет? Вот эта почти невидимая точка на вашей левой ладони, - ваша встреча с удивительным человеком. Он перевернет вашу духовную жизнь... Мне не совсем понятно... Нет, все-таки, мне кажется, что встреча у вас уже произошла. Или вот-вот произойдет... Среди многих ваших встреч вам непросто определить этого человека...
           Мариаша недоверчиво смотрела на астропсихолога. Она желала безоглядно, бесповоротно верить услышанному, верить в прогнозируемое  немного запоздавшее личное счастье. Как любой материалистически взращенный человек, Мариаша не принимала   эти  слова на веру безоговорочно. И одновременно  боялась... а если  словам не суждено сбыться?
          С быстро бьющимся от волнения сердцем Мариаша задала уточняющий вопрос...
          - Да  как же я узнаю, что это - он? Я так много общаюсь...
           -Узнаете, - загадочно улыбнулась собеседница. - Узнаете, - повторила она, и помедлив, добавила... - Но не ждите. Забудьте об этом. Все придет само.
           Набравшись смелости еще раз, издалека, на  всякий случай, Мариаша поинтересовалась астрологической личностью занимающегося новыми технологиями директора. Получила ответ об отсутствии препятствий для поддержания знакомства.
            Мариаша берегла услышанное в своем сердце. Непроизвольно внимательнее  оглядывая людей округ себя, повторяя, приказывая, умоляя...
          - Не думать. Не думать! Не думать...
          Но... думала. То и дело  думалось само.
          Летело время. Мариаша опасалась пропустить, не разглядеть, пройти мимо, не заметить...  Боялась оказаться не в том месте, позвонить не в то время.
          Дорогие душе слова новой знакомой Мариаша свято берегла. Даже не намекнула никому об астрологическом раскладе своего ближайшего будущего. Да ведь она и не была болтливой.
          Мариаша понимала... она вынужденно становится суеверной.
          Боясь ненароком спугнуть незримо устанавливающееся родство душ с директором по новым технологиям, Мариаша чувствовала... душа именно этого человека как ничья другая  близка ей до такой степени, что пока достаточно лишь простого осознания его существования на этой земле.
          Недолгие минуты делового общения. Они дороже всех других. И ничья другая душа из множеств ежедневно встречаемых людей никаким образом в ней не откликается.
          Как-то в одном из последующих телефонных разговоров директор  спросил...
          - Почему вы так редко звоните?
          Мариаша  что-то промямлила... Чуть погодя, добавила.
          - А сами? Взяли бы и позвонили... Вы человек или должность? -  ее слова он воспринял (ей показалось, наверное, но очень хотелось,  чтобы это  было так) со счастливым смехом...
          - Вам же легче! Вас-то я не поймаю! Как освобождаетесь -  так и звоните. Я  почти всегда на месте.
          Замечательные слова! Они не просто приятны...В другой ситуации и с другим человеком они означали бы очень многое. Но здесь... Здесь Мариаша преднамеренно не делала никаких далеко идущих выводов. Она не соотносила эти слова со своей персоной. И запретила себе, перебирая их в памяти, вспоминать интонации его голоса... мало ли кто и что нам ежедневно говорит!
           "Кто знает, - объяснялась с собой Мариаша. - Может быть, он просто вежливый человек... просто хорошо воспитан..."
           Опасаясь ошибиться и принять обычную для людей подобного уровня деловую приветливость за большее, она не хотела  выглядеть глупо в его глазах, перемешать в одной "тарелке" неосязаемое нечто с уважением делового партнера к приличной журналистке, перепутать его с заинтересованным отношением мужчины к женщине. Мариаша пока не научилась без боязни быть неправильно понятой признаваться в своих самых сокровенных чувствах. К тому же в среде порядочных женщин не принято первой делать шаг навстречу мужчине... Ну кто их выдумал, эти нормы морали! Эти "прилично" - "неприлично"! И потом... Ведь Мариаша изредка звонила ему, загодя определяя день, час... Придумывая повод - как же без него?
           "На большее я не смогла бы отважиться..."
            Вспоминая высокую стройную фигуру, волевое лицо с правильными чертами, большие светлые глаза, их внимательный взгляд, Мариаша верила... она не ошибается, характеризуя его для себя. За время знакомства между ними не возникло ни единого бугорка, ни одной вмятинки. Их похожие души сближались по ровной дороге?..
            - Вам легче позвонить, чем мне, - все еще улыбался его голос в телефоне. - Я почти       всегда на месте, - повторил он и предложил... - Знаете, что? Если я вас приглашу, то подумайте, когда вы сможете приехать?
            Мариаша повторила...
             - "Если я вас приглашу, то подумайте, когда вы сможете приехать..." Интересно рассуждаете. Вы меня еще не пригласили, но уже хотите заручиться моим согласием. А если не пригласите? А я уже отвечу "да"? Что тогда? "Если я вас приглашу..." Хорошая фраза. Запишу и где-нибудь использую. Не возражаете?
             - Но вы же в своих репортажах всегда рассказываете о том, что происходило с другими людьми! А мои слова предназначены вам. И еще... С вами  так непросто. Необходимо много думать, сопоставлять, помнить
              - Да, непросто... Не  -  запросто, - грустно подтвердила Мариаша.
 

6.  
           Что такое   -  жизнь? Для чего мы приходим в этот мир?
            Кто ответит на вопросы?
            И все же жизнь - чудо. Она устроена продуманно, интересно, сложно. Но у нас  всегда есть  право выбора. Каждое звено жизни - движение к чему-то такому, о чем невозможно догадаться заранее.
           Какими подчас значительными становятся спустя время обычные вроде бы на тот момент встречи, знакомства, их последующая связь.
           Иногда Мариаше думалось... она парит в воздухе и наблюдает за жизнью сверху, не переставая удивляться соразмерности происходящих в ней событий, их переплетению и образующимся результатам.
           С каким дальним прицелом, как расчетливо кто-то неизвестный ведет с людьми неостановимую игру, вводя  и исключая в нужных ему местах  ее участников. Посредством каких изощренных или, наоборот, наипростейших манипуляций создаются интриги и их развязки! С какой то ли непосредственностью, то ли безысходностью окунаются и барахтаются в них послушные чьей-то  высокой воле человечки! Как они ищут выход, борются, побеждают, сдаются, кажется, навсегда покидают игровое поле и вдруг откуда ни возьмись вновь появляются на нем, становясь побежденными или победителями.
           Кто-то невидимый вселяет в нас неприязнь, вражду, дружбу... А любовь? Приходит любовь... И тогда, в тот самый единственный миг вдруг становится безраздельно дорогим человек, о существовании которого еще даже вчера не подозревал.
           ...И директор вскоре после того самого разговора со словами...  "Если я вас приглашу..." - предложил Мариаше немного пообщаться.
           Расположившись в его кабинете, наконец-то они разговаривают  без микрофона, без его помощников, без ее режиссера и операторов. Даже телефон ни разу не зазвонил.
           Перед каждым его вопросом  Мариаша знала, о чем он будет. И что она ответит. И директор это знал. И спрашивал. И получал почти дословно предполагаемый им ответ.
          Две "половинки" одного целого наслаждались общением?
          Неосознанно ожидаемое обоими, наконец-то оно есть!
          Почему их мысли и ответы совпадали до озвучивания? Почему они почти наверняка знали, кто и что скажет еще до того, как повстречались?
           Они чувствовали друг друга?
           Они - чувствовали друг друга... И тоже знали об этом.
          Знали. Но не говорили.
          Он не говорил... Стеснялся  говорить напрямик?
          Она не говорила... Не верила в его восприятие себя?
          Внутренняя робость?
          Внутренняя  робость... Почему они так не уверены в себе?
          Она отвечала радостно.
          Он радовался ответно. И розовел. Глаза его лучились.
          Много ли нужно для счастья?
          А если всего лишь встретить свою "половинку"? Всего лишь...
          Между тем, конкретизировав со временем свою жизнь и работу, попав в ускоряющееся движение ситуации последнего года, Мариаша предпочла бы знать наверняка, что же об этой самой ситуации думает директор по новым технологиям. И думает ли он о том, что думает о ней она, Мариаша? Так ли они разговаривают? Совпадает ли их интонационное поле? Нравится ли ему разговаривать с нею? Ожидает ли он ее звонков? Как реагирует, если, ожидая, не дожидается?
           Мариаша горячо мечтала, чтоб и ждал, и реагировал. И досадовал, не дождавшись. Видит ли он в ней женщину? Пусть увидит сначала женщину! А потом уж разбирается в ее душе, внешности, профессионализме!
          Еще она мягко, пугливо представляла, как, рассмотрев в ней женщину, он почувствовал бы в ней друга и человека. И чтобы ничего не требовалось объяснять... Да разве так бывает!
          Если бы не условности, если бы не  мораль общества, Мариаша позвонила бы ему столько раз, "когда освобождается", сколько бы он сказал. К чему скрывать это от себя? Она-то хотела, чтобы он был с нею в любом качестве.
          Только вот физической близости между ними она, вполне молодая еще взрослая женщина, далеко не ханжа и не пуританка, как ни глупо, сколько ни воображала мысленно, представить так и не сумела.
          Вне деловой обстановки для нее он вроде и не существовал. Но думала при этом, так и не вообразив себя наедине с ним, что, наверное, он очень нежный... Сердце Мариаши становилось мягким, податливым, на все готовым. Душа пела.
          Мариаша уже приготовила директору местечко в списке любимых людей. Ну а ему о том вовсе не обязательно знать.
          Недосказанность и невысказанность... Разграничительные линии... "можно-нельзя", "нужен-не нужен", "удобно-не удобно", "нужна-не нужна". Эта скованная условностями сдержанность мешала Мариаше. Интересно, мешала ли она директору?
          В уютной атмосфере его служебного кабинета они по чуть-чуть, медленно смакуя, пили из тонких бокалов чудесное темно-рубиновое вино. А потом из   невесомых изящных чашечек-невероятно ароматный чай необыкновенного вкуса... Все было лучше, чем великолепно. Обоим хотелось, чтобы это реальное "если я вас приглашу...",  длилось бесконечно.
 

7.

           С какой необычайной скоростью уносится в никуда время!
           Где живет это "никуда"? В нем тонет чудо негаданного счастья. Оно  остается вместе со временем там, где-то далеко, в невидимых временных слоях!
           Неожиданное счастье... Полно! Не бывает неожиданного счастья. Счастье... Оно награда за долгий путь к нему. И все же... Неожиданное счастье... Оно сродни полету с парашютом в первый раз. Когда купол еще не раскрылся, но тот, кто через несколько секунд окажется под ним, уверен... все будет хорошо.
          Неожиданное счастье... Оно напоминает поездку по ночной дороге. По холоду. По зиме. Машина мчится по тишине и безлюдью в кромешной тьме, точно по дну глубокой пропасти, среди нависающих над дорогой отвесных скал черноты...Свет фар нечетким рассеянным снопом будто ледокол кораблю, прокладывает машине путь вперед. За тонкой дверцей зябко. Над машиной густое, безоблачное и безлунное небо с бесконечностью галактик и вселенных вокруг, впереди, позади.
         ...Они разговаривали, не замечая скорости времени. Директор жаждал все знать о Мариаше...
          Получился словесно-пинг-понговый блиц-матч...
          Он спрашивал. Она отвечала.
           - Вы - переменчивая?
           - Да!
           - Вы - настроение?
           - Да!
           - Разочаровываетесь?
           - Да!
           - Вы - верная?
           - Да!
            - Занимаетесь самокопанием?
            - Да! Ой! Теперь - почти нет!
             - Вы решительная?
              - Когда как...
          Нравилось Мариаше думать о нем и разговаривать с ним! Но... Она держала себя в строгой узде. Она была и открытой, и замотанной шелковичным коконом. Ах,  как ему необходимо было сегодня, сейчас, сию минуту все знать о ней! Но он не разрешал себе сантиментов. Он спрашивал. Он слушал. Он жил! Как же нравилось ему разговаривать с Мариашей!  Как ему   хотелось разговаривать с нею... Перед встречей она позвонила своей астрологине. Та на затаенные вопросы ответила не сразу. В телефонной трубке что-то потрескивало. И вот раздался голос...
          - Ну что я скажу вам? Это хороший человек. Будьте с ним естественной. Будьте собой. Помните... он очень чуткий. Умеет сопереживать. У вас нет препятствий для общения...
          Мариаша обрадовалась. Ей часто не хватало духу, чтобы оставаться   собой.
          Профессия требовала профессиональной игры. И еще кое-что астрологиня сказала   Мариаше...
          - Терпите. Не торопите события.
         Мариаша и без того боялась торопить события.
           Вообще-то Мариша любила   быстрые результаты. Она терпеть не могла ожидания. Как и большинству женщин ее типа, Мариаше  нравилось   мужское внимание. Нравилось пускание пыли в глаза, нравились комплименты, ухаживания,  легкое заигрывание. Она любила эту ни к чему  не обязывающую красивую "пыль" и хотела бы получать ее как можно больше. Но все это оставалось на далеких параллелях, если Мариаша думала о директоре по новым технологиям.
          С ним все обстояло по-другому. Все выглядело иначе. А сейчас Мариаша  приготовилась  к ожиданию.
           Директор, как бы убеждая себя в чем-то, известном ему одному, еще раз повторил...
        - Вы - решительная.
          И Мариаша с какой-то обреченностью еще раз повторила...
          - Когда - как... Когда - как...
          Заметил ли он изменение интонации? Заметил? Не подал вида? Не заметил?
          Мариаша была и решительной тоже, да, но... Дорого  ей стоила   ее же решительность! Сколько усилий  ей требовалось, чтобы не позвонить ему, отвечать на его вопросы до того, как он их задаст... Мариаша задумалась.
          Да, она решительная. А кто, кроме нее?
          "Увы, решительная. Такое я создаю впечатление. На самом деле я  очень хрупкая. Нужно ли это объяснять? Вы, дорогой мой, могли бы уже об этом догадаться. Иначе бы я вас не почувствовала и не потянулась бы к вашей моя душа. Вы - не заметили? И - что же? Неужели я ошибаюсь? И вы не настолько мой человек, насколько я того ожидаю?"
         Заглянув в его приветливые глаза, Мариаша улыбнулась, повторила в раздумье...
          - "Решительная..." Вы смотрели  американский  фильм "Тутси"?
          Директор кивнул. Марианна продолжила...
          - Мне очень нравятся и игра актеров, и сюжет. Помните эпизод, когда герой Дастина Хоффмана разговаривает с главной героиней, пребывая в женском образе?
          Заметив, что директор напрягся, вспоминая, Мариаша пояснила...
          - Героиня говорит ему-ей. Мол, предпочитаю прямой разговор между мужчиной и женщиной. Чтобы мужчина сразу сообщал о том, чего хочет от нее. Не тянул резину. И, вспомните-ка, что произошло, когда герой Дастина Хоффмана, будучи уже в мужском обличье, напрямик сказал девушке, чего от нее хочет? Помните, что произошло?
          - Возмутившись, она выплеснула ему в лицо шампанское... Вы - тоже такая?
          -  Да... Не всегда... Вернее... Да ведь со мной ничего подобного не происходило!
         И все же, под Мариашиным "да" скорее подразумевался первый вариант. Второй вариант не исключался, если бы претендент на "да" оказался не им, не директором по новым технологиям...
         А о каком варианте подумал он?
        Что подразумевал он под определением "такая"?
         Какая - "такая"?
         Незаметно пролетели  три часа. Время опять ускорило бег. Куда оно устремилось?
         Посмотрев на часы, Мариаша воскликнула...
          - Так поздно! Уже девять! - добираться до дому ей было далековато, несмотря на то, что директор присылал за нею машину. На ней же собирался и возвратить.
          -  "Уже" или "еще"? -- уточнил директор.
          -  А как вы хотите? - лукаво улыбнулась Мариаша.
         Ничего не ответив, директор засмеялся, оценив ее находчивость.
         Они подошли к одежному шкафу. Ухаживая за Мариашей, директор   взял ее куртку. Мариаша вполголоса переспросила...
          - Так "уже" или "еще"?
          -  Конечно, "уже"! - быстро воскликнул директор и отвел  глаза.
           Прощаясь с гостьей  у машины, он поцеловал ее волосы. Он бы и cам отвез Мариашу. Однако ровно через пятнадцать минут после четырехчасового технологического перерыва на предприятии возобновлялись сложные испытания. Временной коридор общения закрывался. Условились созвониться в понедельник, ибо испытания  длились трое суток... пятницу, субботу, воскресенье.
            По дороге домой и весь новый день Мариаша находилась в счастливом  состоянии. Неожиданным счастьем ни с кем не хотелось делиться. Оно копилось внутри Мариаши. Переполняясь им, Мариаша  опасалась расплескать даже его малую толику.

*   *   *

          На следующий день, в субботу, с утра, на город остервенело обрушился сплошной стеной осенний, похожий на проливной, дождь. Дождь напомнил Мариаше о лете. О трех днях съемок. Однажды над ними  вприпрыжку промчался солнечный ливень. Группа смеялась, пережидая его в беседке, и все же слегка промокла. И директор, глядя на беседку из окна своего кабинета, смеялся вместе с ними. "Лето - это маленькая жизнь?.."
         Мариаша быстро и решительно собралась. Вышла из подъезда. Ей было хорошо. Но настроение минувшего лета не возвращалось. Счастливая  душа ее металась. Косой дождь наотмашь хлестал неизвестно в чем провинившийся перед ним город. Жесткие водяные струи зябкими брызгами отскакивали от асфальта.
         Мариаша смотрела на город как бы со стороны, не замечая ни дождя, ни домов. Ее счастье грустило. Она торопила время и не знала, как дождаться понедельника.
          Мариаша смотрела на город. По улице неслись потоки воды, чем-то напоминавшие разбушевавшиеся горные речушки. Троллейбусы плыли по мостовой, будто по руслу реки, чьи мутные воды плескались у бордюров-берегов.
           Остановки, как причалы, обреченно принимали эти редкие в такую непогоду  фантастические корабли.
 

8.

          События последнего года дождливым субботним утром же закрутили Мариашу со скоростью сверхзвукового лайнера. Именно на нем, не успев и глазом моргнуть, в воскресенье Мариаше предстояло вылететь на другой край света вместе с какой-то важной международной экспедицией. Телевизионщикам требовалось фиксировать на пленку чуть ли не каждый "вдох-выдох" участников. Мариаша  начальством не планировалась для этих съемок - но в пятницу ее коллега сломал ногу, а у Мариаши, единственной на тот момент журналистки, к счастью для канала, на котором она работала, оказались в порядке документы. Кроме визы, ничего не требовалось. Вопрос с визой неведомым Мариаше чудом решился в последние минуты перед отлетом.
           Сидя на скамейке в аэропорту, Мариаша горестно глядела на сумку со спешно собранными вещами. И пятница, и суббота с ее неповторимым буйством стихии укатились в неведомую временную даль.  Мариаша едва не заплакала, не сумев предупредить директора о своем неожиданном отбытии... Она отсутствовала две недели.
           В  других обстоятельствах такой поворот событий вместе с негаданным путешествием Мариаша посчитала бы  необыкновенной благосклонностью судьбы....
           Съемки были трудными и интересными. Все вокруг было интересным под горячим экваториальным небом. Но, обычно веселая и лучистая, Мариаша почти не улыбалась. Ей хотелось одного - сразу же, одномоментно, вдруг, оказаться не на теплом золотистом пляже с лениво накатывающимися на берег океанскими волнами, а в своей промозглой, стылой и оттого с каждым часом все более милой сердцу родной осени  с дождями, с ее последними листьями, с потоками воды из низких тяжелых туч...
           Мариаша не хотела ни загорать, ни купаться. Она то и дело нажимала кнопочки сотового телефона. Тщетно. Звонки падали в необслуживаемую зону.
           И вот наконец еще одно, теперь уже в обратном порядке, мелькание транзитных аэропортов. Самолеты словно замирают в воздухе.
 

9.

            В отсутствие Мариаши директор звонил ей на работу. Телефон то не отвечал, то был подолгу занят.
           "Удача отвернулась от меня", - сетовал директор, окончательно решив, что, видимо, Мариаша  исключительно сильно занята и оттого не созванивается с ним. Или ей мешает что-то другое.
            Директор все время ждал звонка. Терпение иссякало. Он любил быстрые результаты, несмотря на кропотливость собственной профессии. Терпение иссякало. Тогда директор придумал "переключку".
            Он представлял, как, дождавшись  телефонного зова, тут же встретится  с Мариашей. Однозначно отринув  лишенные смысла условности - и кто их только выдумал! - директор решил говорить с нею прямо, без подтекстов и додумываний.
            Обо всем.
            Об их встрече. О Марианне. О ее планах. О своих планах относительно нее... Думал директор о Марианне очень хорошо. С некоторой недавней поры мысли его поминутно воспроизводили Марианну, ее голос, любимые словечки, смех, интонации.
            Директор в который раз попытался представить начало разговора с Мариашей. Заволновался и не смог. Сильный, волевой человек  терялся, сомневаясь в себе. Он по-прежнему называл ее Марианной. И не догадывался о том, что для него  она уже стала, почти стала Мариашей. О существовании второго мягкого имени для любимых и близких людей директор тоже пока не  подозревал.
            Шли дни. Номера домашнего телефона Мариаши директор не знал. Но это не проблема. Не это его останавливало. Он не имел понятия о семейном положении Марианны - необыкновенной женщины, тонко осязающей его интонационное поле.
            Женщины, с которой он случайно вроде бы познакомился и без которой теперь не мыслил своего дальнейшего присутствия в этом мире...Как бы ни жила она вне делового общения с ним - Мариаша должна быть в его жизни. В любом качестве, даже хотя бы только человеком для непростых телефонных разговоров...
            Директор ждал звонка. Он был убежден в существовании вполне объяснимой причины его незвучания... Он такой, этот необыкновенный директор, -- участливый и чуткий. Астропсихолог в нем не ошиблась.
            И вдруг!
           "Когда позвонит, попрошу секретаря сказать, чтобы перезвонила через два часа. Якобы у меня совещание, - придум"ал директор не свойственный ему ход. И тут же ужаснулся собственной жестокости - сначала по  отношению к Марианне. Потом уж по отношению к себе... "Два часа! Я не выдержу! Я не смогу так сказать! И вообще! Не делай того, чего сам же устыдишься и о чем будешь сожалеть..."
            Подобно Мариаше, директор опасался принять одно отношение за другое. Да и то верно. Из чего он делает вывод о более чем деловом интересе к себе? Хотя словами порой выскажешь далеко не все.
            Телефон зазвонил в восемь утра.
           Директор, отрешенно смотревший в экран выключенного компьютера, бросился к аппарату, как к амбразуре, словно завершая бессмысленную атаку, которой не было.
          Эмоциональный порыв в ту же секунду убедил его в правильности поступков - всех вместе и каждого в отдельности.
          - Это я, - сказала Мариаша.
          - Где ты была?
           "В экспедиции", - так, набирая номер, собиралась она ответить на естественный в подобных случаях вопрос. Высказалось нечто потаенное...
          - Я формировалась.
          Внутренне напрягшись, директор, все еще не доверяя себе, перепроверил свое чувствование ее интонационного поля...
          - Долго?
          - Всю жизнь.
          - Для кого?
          - Для тебя... А что делал ты?
          - Я ждал.
          -  ...
          - Я ждал... Я ждал, пока ты сформируешься. И формировался сам.
          - Долго?
          - Всю жизнь.
           - ...
          - Э-эй... Ты слышишь? Я ждал тебя всю жизнь.
          - Но ты же не подозревал о моем существовании.
          -  Я знал, что ты - есть.

ВРЕМЯ ЛЮБВИ БЕЗ НЕГО
новелла

        Осень…
        В хмурых дождевых потоках заблудился рассвет.
        По оконному стеклу медленно шуршат к земле зябкие капли воды и время от времени капризно шлёпаются на уличный подоконник… Плюм-с… Пам-с…
        Ещё одна осень. Утро и дождь.   Город    погружен в холодную и неуютную сырую мглу.
        А настроение хорошее. И лишь изредка его омрачают досадные мелочи, смачно перечёркивая  время счастливой былой красоты. Тогда приходят воспоминания, а вместе с ними грусть невозможности преодоления обстоятельств.
        Середина недели. Тишина и рань,  совсем не хочется выбираться из-под одеяла.
        И эти однообразные звуки за стеклом непонятно почему напоминают мне перестук вагонных колёс  в ночном  поезде…
        Дождь и осень. Ветер, промокший асфальт, распластанные жёлтые кленовые пятна – крохотные солнышки в бесконечной предрассветной серости.
        Будильник… Что звенишь? Я давно не сплю, хоть и не могу вынырнуть из дремоты… Я не сплю и ни о чем не думаю. Я просто не сплю. Мне не хочется спать. И… не хочу я ни о чём думать. Потому что если я начну вспоминать, то завяжется длиннющая цепочка из секунд и недель, из месяцев и лет, где все последующие события проистекут  из каждого предыдущего. И мне опять придётся то ли прогонять их из памяти, то ли бережно сохранять в её архивах, то ли списывать за невостребованностью…
        Плюм-с… Пам-с… На улице долгий мелкий серый дождь.
        Неулыбчивое утро переползло в седьмой час суток…
        Пора смотреть электронную почту…

***         Он уехал. А я осталась.  И в который раз  с переменным успехом начала дрессировку времени. Заодно со временем я муштрую себя. Именно это мне сейчас  необходимо.  Осознанно подавляю сгусток своих чувств. Что в них? Прощания. Ожидания. Время навстречу. Время назад. Время вперед. Сжатое, уплотненное время. Оно то удаляет меня от него, то незримо приближает его ко мне.
        Я отрицаю чувства.   Никаких воспоминаний! Заслонка. Граница. Ров. Повседневность. Холодный утренний дождь.
        Всё отлично! Всё хорошо. Всё просто чудесно…
        Я собираюсь на работу и что-то напеваю. А где мои мысли?
        Живу на «автомате» ожиданий.
        В разлуке жизнь движется иначе, собственной волей переплетая два времени – когда я с ним, и когда я без него. Я другая в его отсутствие. А он другой в отсутствие моё.

***         Порой возникает ревность. Я, всегда смеявшаяся над этой самой ревностью, теперь поняла её сущность.   Я ощутила ее присутствие в себе. Тяжёлое испытание – ревность.
        И чем дольше мы с ним вместе, тем сильнее её проникновение в меня…
        Иногда я ревную его ко всему на свете. К ближайшему светофору. К дороге. К деревьям на обочинах, к дорожным знакам… К вот этой самой минуте,  когда он тоже что-то делает, с кем-то общается, думает или смеётся… Я ревную его к обстоятельствам, к его жизни там, вне меня, в иной сущности, в ином времени. Всё понимая, я ревную к его бывшим любовям, увлечениям, друзьям, сослуживцам. Ревную ко вчера и к сегодня. К его делу и путешествиям, и даже к незнакомым мне осенним улицам его далекого города… Города,  который окружает его без меня. Города, без которого нет его. А без моего города нет меня. Нас разделяют города, судьбы и послушное время, которое я недавно выучилась дрессировать.
        Глупо ревновать ко вчера. Понятно, и все же…
        У ревности своя жизнь
        В чем же моя ревность?
        Смешно. Она ни в чем. Она  рядом и вокруг.
        Пора смотреть электронную почту.

***         Электронная почта – счастливое достижение безумного прогресса. Вот и ещё одно письмо. Каждый новый день уже много месяцев  подряд таким вот образом я сосуществую с собственной судьбой и здороваюсь со своим новым временем.

***         Ревность смешивается с грустью и хочется плакать. Глупо и беспричинно хочется   обычных слёз, тех самых, после которых легче душе, а грусть светлеет и куда-то отходит. А потом  возвращается в самое неподходящее для меня время. А при чём здесь я? Грусть поступает, как удобно ей, не считаясь с моими чувствами и настроениями в это самое время любви, в котором нет его. А время есть. И есть любовь. И с каждой минутой множатся расстояния.

***         Приближая холода, улетают недели. Я соревнуюсь со временем. Своенравное время иногда надолго затихает во мне и ведёт себя очень прилично. И тогда кажется, что во мне всё успокоилось. А я стала обычной женщиной в ожидании  чего-то своего из шуточно-успокоительной серии «большое и светлое». Я придумываю своё светлое, а потом разрабатываю наиболее вероятные пути к нему. И тут же обо всём забываю. Стоит лишь подумать о недавнем времени любви с ним.
        Времени, когда он был рядом, когда курил, шутил или смущённо смеялся, разгоняя руками этот самый сигаретный дым над моей головой, или когда затихал, слушая любимых майских соловьев. И этот глубокий взгляд его светлых глаз – словно мой затяжной прыжок в бездну счастья.   Когда не хочется слов, когда мерило всего на свете молчание, когда вокруг ничего кроме рук и глаз. И как неизбежность ко мне опять возвращается это самое время любви без него.
        И  лишь электронная почта потом  спасает меня от  тоскливых прощальных слёз, превращаясь в самую главную цель каждого дня и в смысл жизни.

***         Как бы ни поступала с нами судьба, но время любви без него всё равно остаётся временем любви и ожидания, в котором  живёт свое тягуууууучее неврастеническое счастье. Я то и дело проверяю электронную почту.

***         Без него мне пустынно и гулко. И я шепчу:
        «Время любви без  тебя не такое, как время любви с тобой.
        С тобою я – женщина. Без тебя – неокрепший ребенок.
        С тобою я – под защитой. Без тебя –  я одна».
        Глупая ревность мешает воспринимать действительность
        Я не верю ему до конца, ему –  лучшему из земных мужчин. Я не верю и судорожно мечусь в невысказанных чувствах.

***         Быть может, я не доверяю себе? Или мне мешает далёкое прошлое? То, забытое прошлое, которое вдруг догоняет меня в самый неподходящий момент? Да ведь оно давным-давно перестало быть важным! Тогда почему я так не уверена в своём счастье обретения?
        И я заново иду смотреть электронную почту.

***         Он – мое настроение. Мое счастье, мой свет, мой белый корабль в синем море, мой домик на берегу, мое нечастое надежное солнышко, мое бесконечное счастье,  обрамлённое рамками прыгающего вокруг нас  времени.
       Быть может… он та самая моя любовь, которую я ожидала всегда… А возможно, и нет.. Быть может, как раз на меня-то её и не хватило. И потому всё ещё живу её ожиданием. Я  до сих пор не верю  вероятности обретения собственного счастья. Я сомневаюсь и не верю ни себе, ни ему, ни обстоятельствам… И одновременно верю во всё до бесконечности…
        И день сегодня какой-то не такой. Облака ползут по земле, очень мокрый дождь и холодно.

***          Мое настроение редкое бывает плохим … А  сейчас я просто не узнаю себя – противное у меня настроение. Оно знакомо многим – будто кто-то натужно и медленно вытягивает   душу, смакуя эту невидимую другим боль.
        Моя раненая  любовью душа  измучилась от ожиданий…
        Грустное настроение… Вроде и нет к тому никаких весомых причин. А мелочам я  значения не придаю. Мелочи – это ненадолго, это моя временность… Мелочи – обычный дым. Были и растаяли. А настроение осталось. То ли осень повинна, то ли дождь за окном. Они угнетают душу.

***         Я люблю, когда тепло и солнечно. Лето ушло, а тепло так и не появилось.
        Лето ушло. А мы остались двумя  точками в разных концах земного шара. И между ними, как между нами, неиствующее необузданное время.
        Я дрессирую его, а оно хитрит и – то ли подчиняется мне, то ли жалеет меня…

***         Осень сияет багряными  красками. Небо очистилось. На душе пусто.
        Смотрю в высокое бездушное небо. Клин журавлей прощается со мной до весны. Светлые слёзы осени.

***         Что происходит со мной?
        Я ревную его к его прошлому не потому, что я ревную. Всё это уже было у него и ушло. Но иногда мне кажется, что его тоска по давней любви не прошла.  Его стихи и проза проникнуты этой самой тоской. Он выговаривается себе,  повторяя  не моё имя. А уже   появилась я. Есть я. А он пишет о другой.
        Почему же ревную я?  Меня волнует не его прошлая женщина. Я  ничего не смогу изменить в его чувствах.  Но мне жаль его воспоминаний. Они мешают ему сегодня.  Это в самом начале любви любишь ни за что. А попривыкнув чуть-чуть, проникнув в сознание друг  друга,  вдруг осознаешь, чем именно дорожишь в данном конкретном человеке. И никто другой никогда его не заменит.
        Он уехал, а я осталась, плотно заперев любую лазейку для воспоминаний о счастье. Я вернулась к себе и вошла в прекрасное настроение. Живу и радуюсь каждой своей новой минуте.
        И вдруг в самом неподходящем месте настигает тоска. Выключен  свет радости в глазах.
        Параллельной дорогой между действительностью и сном продолжается моё время любви без него.

***         А потом вдруг тут как тут появляется он. И начинается время любви с ним.
        И я  опять с головой погружаюсь в два взаимоисключающих и самых счастливых момента –    обретения и потери.

 ***         Сегодня был золотой,  неуязвимо солнечный и звонко хрустящий сухими опавшими листьями день. Над городом  в ультрамарине неба плыла дымка облаков. Куда-то бежали прохожие, не замечая этой созревшей красоты. Заполонившие улицы машины весело срывались с места, едва только светофор дотерпливал последнюю жёлтую секунду… Ни ветерка. Кажется, весь город чему-то неслышно радуется. Тишина. И только сухое шуршание шин по грубому асфальту мостовой.   Кто-то выключил другие звуки, чтобы  всласть наслушаться осени… И впитать в себя её неповторимые горьковато-задиристые дни…
        Такие красивые дни   бывают почти каждую осень в конце сентября или начале октября.  Потом приходит серая промозглая слякоть, а потом и холода. Жаль, что он их не видит, и что мы не сможем помолчать в их неповторимой красоте…

***         Иногда мне кажется, что вместе с дымкой облаков таю и я – то ничего не чувствую, то исподволь, вне собственной воли отягощаюсь невесёлыми раздумьями. А порою мне кажется, что его нет нигде. И  будто ощущаю, чем именно он занимается вот в этот самый момент…
        Я живу без него и постепенно вживаюсь в новый образ и в новое время любви без него. Порой я безжалостно препарирую свои чувства, делю их на молекулы и атомы, и ещё на какие-то там куда более мелкие составляющие. И вдруг осознаю свою беспощадность, направленную в первую очередь на себя. Я мучаю себя, жестоко осмеивая чувства.
        Для  чего я  борюсь с неустроенным одиночеством, неосуществленными надеждами, поверженными планами, рухнувшими мечтами?
        У него другая жизнь, в которой мне места нет. Так для чего же тогда всё это?!
        Я беру себя в руки и всё дальше прогоняю свое время любви.  Кроме него это время не заполнит никто.

***         Как много происходит во время, когда его нет рядом. И я живу в этих событиях словно в вате. Всё тот же распорядок дня. Всё те же люди с небольшими вариациями. Всё те же события. Одно и то же расписание: понедельник – пятница… суббота – воскресенье – понедельник… А что, собственно, происходит? Да ничего особенного. Просто куда-то с невообразимой скоростью деваются дни, которые называются нашей жизнью, дни неповторимой и неизбежно прекрасной жизни, несмотря на расставания и потери. Ведь  между ними рождаются встречи и обретения.
        Не в этом ли и состоит счастье?
        А  всё остальное – ерунда.

Другие авторы...