В КЛЕТНЯНСКИХ ЛЕСАХ

Продолжение. Начало см. предыдущую страницу

После разгрома полицейского гарнизона в Лопазне ни немцы, ни их пособники туда не заглядывали. Но все понимали, что гитлеровцы не простят народным мстителям этой операции, Поэтому постепенно жители покидали свои дома, переселяясь в соседние деревни или уходя в партизанские отряды.
Николай Прохорович уговаривал отца уйти из села, но тот стоял на своем.
— Я отец командира и мне положено уйти последним.
— Пойми, отец, что в случае чего тебя первого схватят. Старик оставался непреклонным.
— Ну как знаешь, а мать с Васей отвезу в Ляличи. Марфа Емельяновна было тоже заупрямилась:
— Куда я от старого. Всю жизнь прожили вместе и умирать будем вместе.
Но Николай настоял, и Марфа Емельяновна вынуждена была подчиниться настойчивости сына.
Прохор Яковлевич остался в избе один. Часто прибегал к нему внук: то хлеба принесет, то чистое белье, а то и просто так навестит деда.
Хмурым ноябрьским вечером немцы нагрянули в село, когда там почти никого не осталось, учинили разгром, запалили дома, повыбрасывали на улицу стариков и согнали их на площадь.
От дома Коленченко осталась обгоревшая печь да пеньки от деревьев в саду. Прохора Яковлевича арестовали.
Весть о разгроме Лопазны в отряд имени Котовского дошла быстро, но сделать партизаны уже ничего не могли. Арестованных увезли в Мглинскую тюрьму.
Верещагин поехал в Ляличи узнать, нет ли там Прохора Яковлевича. Может быть, старый человек успел уйти? Но в Ляличах не было не только старшего Коленченко, но не было и Васи. Марфа Емельяновна сказала, что внук накануне ушел в Лопазну. Верещагин точно знал, что среди арестованных детей не было. Значит, он сбежал? Но куда?
Разведчики обшарили окрестные леса, справились в соседних отрядах. Боялись, что мальчик заблудится, погибнет с голода или замерзнет. В последние дни часто выпадал снег, и землю прихватывал мороз.
Вася Коленченко выскользнул из села, когда фашисты деда на площадь поволокли. Он только успел крикнуть внуку:
— Беги, Василий, найди отца, расскажи о злодеях.
Впервые дед назвал внука по-взрослому. Стоны, крики, стрельба подхлестнули мальчишку. Думал, сразу найдет партизан, вызволят они деда и односельчан из неволи. Бежал, куда глаза глядят. Скорее, скорее, скорее! На миг останавливался, переводил дыхание и снова бежал. Сколько блуждал, не помнил. Не заметил, как ночь опустилась на дремучий лес. Жутко стало. Холодные мурашки побежали по спине. Один среди вековых сосен. Прижался к смоляному стволу и горько заплакал. Стало холодно. Что же делать? Куда идти? Где искать отца? Покричать? Страшно. Всю ночь, дрожа от страха и холода, пробродил, почему-то боясь уйти от этого места. Казалось, конца не будет этой ночи;
Утром снова стал блуждать. Хотелось есть, тошнило, болели голова и ноги. Садился на сваленное дерево, начинал дремать. Холод забирался под пальтишко, Вася ежился, засовывал руки за пазуху, втягивал голову в плечи.
Сквозь дрему в затуманенном мозгу мальчика выплыли стихи про Мороз Красный нос. В седьмом классе учили. Встрепенулся, отогнал сон. Не спать, не спать! Надо идти! Шел, спотыкаясь, падал, поднимался, снова шел...
Только под вечер подобрали его разведчики из Мглинского отряда. Привели на базу, накормили, положили в землянке на нары, и он мгновеннно заснул.
Прошло еще несколько дней, пока связной Мглинского отряда нашел Коленченко и рассказал ему о сыне. Верещагин поехал за Васей.
По просьбе лейтенанта Верещагина и при поддержке Рвачева и Колосова Василий Коленченко был зачислен в разведэскадрон. А через неделю в отряд привезли Марфу Емельяновну, которая не чаяла уже увидеть внука.
Жителям деревни Коробоничи, как и многим другим советским людям, на собственной судьбе пришлось испытать, что такое оккупация. Люди постарше сопротивлялись, как могли, «новым порядкам», а молодые искали связи с партизанами, добывали оружие и шли в отряды.
Ване Потемкину шел шестнадцатый год. Невысокий, коренастый паренек считал себя взрослым и тоже всем сердцем рвался в бой с фашистами. Он знал, что многие односельчане ушли в партизанские отряды, и ругал себя за ротозейство. Не уследил, когда ушли. Теперь терпеливо ждал: а вдруг кто-нибудь из партизан придет в село, тогда уж он не упустит такого случая. Уговорит взять с собой. Вообще-то Ваня был удачливым мальчишкой. Учился в школе хорошо, а самое главное, учитель физкультуры прочил ему блестящее будущее спортсмена, если, конечно, Ваня будет серьезно тренироваться. Особенно хорошо он прыгал в высоту, бегал стометровки. Теперь это было все вроде ни к чему. О чем он искренне сожалел, так это о том, что немецкий язык в школе учил кое-как. Как бы сейчас это пригодилось. Да вот стрелять не научился метко.
Очень мечтал Ваня стать народным мстителем. В лес ходил, искал партизанские тропы, да понапрасну.
Один раз вроде повезло. Встретил парня с дивчиной. Стали они его расспрашивать, откуда он, любопытствовали, где видел немцев и полицейских, сколько их, и нет ли танков и машин. Ваня выложил все, что знал. А про себя подумал: вот они — партизаны! Надо попроситься в отряд.
Робея, спросил:
— А вы не партизаны? Дивчина засмеялась:
— А разве на лбу у нас не написано? Смотри, — откинула рукой прядь волос назад. Ваня обиделся:
— За дурачка принимаешь? Если умная такая, сама сходи в деревню, да узнай, где немцы есть, — повернулся спиной.
— Ишь, какой ершистый, сразу в пузырь полез. Пошутила она, — парень поднял за подбородок насупившееся лицо Вани и увидел в глазах его слезы.—Ну, что ты? Не партизаны мы, идем в Унечу, а в деревню вашу заходить нам не с руки, вот и спрашиваем.
— И ты врешь, А мне-то все равно, кто вы. Не очень-то и знать хотел. Это вы меня расспрашивали, а не я, — и зашагал человек к деревне.
— Стой, — крикнула девушка.—Прости за шутку. Иди сюда, скажу что-то... Ваня подошел.
— Как зовут тебя?
— Иваном, а дальше что?
— Вот что, Иван, тайну хранить умеешь?
Ваня недоверчиво посмотрел на смешливую девушку.
— Это уж мое дело; умею или не умею.
— Вот упрямый человек. Ему дело хотят сказать, а он злится. Приходи снова сюда через три дня, а за это время постарайся узнать, в каких деревнях вокруг ваших Коробоничей немцы есть. Ладно?
— Ладно,— недовольно сказал, выдерживая характер, Ваня, хотя на душе вдруг радостно стало от последних слов насмешницы. Домой бежал вприпрыжку.
Три дня бегал по деревням, пересчитал все пушки и танки, приблизительное количество гитлеровцев...
Вот так и начал Ваня Потемкин помогать партизанам, хотя толком не знал, в каком отряде были его лесные знакомые. А были это разведчики из отряда имени Котовского. Поверил мальчишка в себя. При каждой встрече собирался попроситься в отряд, но получал новое задание. Не выполнить его он не мог. Так незаметно промелькнуло лето.
В сентябре фашисты собрали всех жителей Коробоничей и объявили приказ о мобилизации мужчин в немецкую армию.
Этот приказ вызвал всякие пересуды в народе. Высказывались:
— Рехнулись, что ль, немцы? Нешто русский мужик будет в своих стрелять?
— Знамо не будет.
Мобилизация проходила, но не в немецкую армию, а на каторжные работы в Германию. Там не хватало рабочих рук.
Попал под мобилизацию и Ваня Потемкин. Мать плакала, собирая ему вещички, а он побежал на встречу в лес. Его ожидал сам начальник партизанской разведки Верещагин.
— Немцы мужиков всех забирают и меня тоже, — поделился Ваня своим горем.— Не пойду я в ихнюю армию. Пусть в другом месте дураков да предателей поищут.
— Ты не горячись, дружок, — мягко сказал Верещагин, — надо подумать, как лучше сделать. Должен уже понимать, что здесь ты нужнее нам, чем в отряде.
Ваня насупился. В гитлеровскую армию он твердо решил не ходить. Не возьмут в этот отряд, все равно сбежит в лес.
— Нам передали, — продолжал Верещагин, — что из части мобилизованных немцы будут формировать команды по охране железных и шоссейных дорог. В отряд тебе уйти никогда не поздно, а вот если бы ты подобрал верных хлопцев, да остался здесь в такой команде, нашим подрывникам легче было бы работать. Ну, что молчишь?
— Не знаю,—Ваня чувствовал, как снова ускользает от него надежда попасть к партизанам.
— Об этом просил поговорить с тобой наш командир, он верит в тебя, думает, что справишься с таким заданием.
Ваня готов был разреветься. Ему льстило, что сам командир отряда просит его, но уж очень обидно оставаться тут, да еще делать вид, что ты служишь немцам. Он шмыгнул носом.
— Не вешай нос, Иван Васильевич, — улыбнулся Верещагин. — В случае чего — выручим. Договорились? Ну давай лапу! Ваня протянул руку, поднял голову.
— Договорились...
Тяжело было на душе паренька. Но он уже начинал понимать важность порученного ему дела,
По деревням разъезжали гитлеровские офицеры, сгоняли народ, грозили за укрывательство расстрелом, но сделать ничего не могли. Мобилизация шла туго.
Потемкин подобрал надежных дружков, рассказал им, какое имеет важное задание от партизан. Ребята рты поразевали от удивления, но поверили и согласились пойти на сборный пункт.
Так Ваня оказался в Унече в команде по охране коммуникаций. По-прежнему встречался с разведчиками из отряда имени Котовского. Однажды на встречу пришел незнакомый ему человек, который назвался Сеничкиным. Расспрашивал, какие порядки на станции Унеча, нельзя ли в мастерские или депо проносить мины, толовые шарики? Ваня слушал, предвкушая то, о чем страстно мечтал, сердце его учащенно колотилось, готовое выскочить из груди от радости. За время, прошедшее с первой встречи с той насмешливой дивчиной, он возмужал, научился держать себя в руках, не показывать своих чувств, поэтому внимательно слушал Сеничкина, ожидая конкретного задания.
Правда, он был немножко разочарован, когда Сеничкин попросил его только хорошенько все осмотреть на станции. Георгий Артемович заметил, как потух огонек в глазах Вани, и успокоил:
— В нашем, диверсионном, деле ошибаться, брат, нельзя. Семь раз отмерь, а один раз отрежь. Знаешь такую пословицу? А у нас, может быть, не семь, а сто раз надо отмерить. Постарайся все сделать, как я сказал.
В Унече были крупные мастерские. Сюда свозили на ремонт железнодорожное оборудование и паровозы. Работали русские и белорусы под наблюдением немцев или полицейских. Работали не очень рьяно, по многу раз разбирая и собирая один и тот же узел.
Зачастил сюда паренек из охраны. Он охотно помогал слесарям, суетился около готовых к выходу паровозов, швырял лопатой в ящики уголь. И летели потом в топку вместе с углем толовые шарики, где-то в пути рвались котлы и от паровозов оставались груды металла.
Метались гитлеровцы и их прислужники в поисках диверсантов. Ваня ликовал. На его счету было уже пять взорванных паровозов. Не сидели без дела и его дружки.
Но всякий раз при встрече с Сеничкиным Ваня просил взять его в отряд. Теперь уже не одного, а со своими дружками. Сеничкин понимал, что тучи сгущаются над головой юных мстителей. Всей душой привязался Георгий Артемович к мальчишке. В ноябре, наладив надежную связь с рабочими мастерских, забрал ребят в отряд.
Тепло приняли партизаны Ваню Потемкина и его товарищей в свою семью. Смышленный, общительный, веселый паренек из Коробоничей быстро освоился в отряде, стал одним из вожаков партизанской молодежи.
После Октябрьских праздников окончательно установилась зима. Выпал снег, подморозило. Зима партизан не застала врасплох. Отряд встал на лыжи, обзавелись санями. Хозяйственный взвод, возглавляемый Семеном Розенбергом, вовремя обул и одел бойцов в зимнюю одежду. Имелся небольшой запас продуктов.
Жизнь, насыщенная каждодневной борьбой с противником, шла своим чередом. Западный штаб партизанского движения ставил все новые и новые задачи по разгрому врага. Выполнение этих задач требовало создания крупных партизанских соединений — бригад.
17 ноября 1942 года в Клетнянских лесах прошло объединение управления партизанскими отрядами. К этому времени в этом районе действовало несколько десятков партизанских отрядов, общей численностью около тысячи бойцов.
Партизанский отряд имени Котовского вошел в 4-ю Клет-нянскую бригаду. Базировался отряд на том же месте, но боевыми действиями теперь руководил штаб бригады.
Вечером 20 ноября радист, слушая сводку Совинформбюро, радостно закричал:
— Наши под Сталинградом в наступление пошли!
Колосов собрал коммунистов и комсомольцев, зачитал сводку и попросил рассказать об этом каждому партизану. Срочно был выпущен боевой листок. Настроение стало еще более боевым.
4-я Клетнянская бригада готовилась к уничтожению станции Жудилово. На этом участке железная дорога усиленно охранялась. Курсировали фашистские бронепоезда.
Каждому отряду, входившему в бригаду, была поставлена конкретная задача. На долю отряда имени Котовского выпало взорвать водокачку в деревне Свинухе и подъездные пути к станции Жудилово у разъезда Немолодово.
Природа шла навстречу партизанам — разгулялась метель, когда отряд Коленченко вышел на задание.
Выслав группу подрывников на санях в сторону разъезда Немолодово, отряд направился к деревне Свинухе. Местная водокачка снабжала водой железнодорожную станцию Жудилово. В деревне стоял довольно большой, хорошо вооруженный немецкий гарнизон. На самой водокачке были установлены пулеметы, позволяющие вести огонь вкруговую.
К деревне подошли скрытно. Командиру эскадрона Михаилу Гурьянову было приказано возглавить блокировочную группу. Перекрыв все подходы к деревне, Гурьянов с несколькими бойцами пополз к дзоту, который преграждал путь наступающим, Пластуны подобрались к вражеской огневой точке почти вплотную. Прислушались. Через узкую щель долетали приглушенные голоса.
«Не спят»,— подумал Гурьянов, приподнялся и метнул в амбразуру гранату. Фашисты всего на один миг опередили командира эскадрона, полоснули по партизанам из пулемета. От взрыва гранаты пулемет захлебнулся, но Гурьянов был ранен. Бойцы подхватили обмякшее тело командира, для верности бросили в дзот еще несколько гранат и отползли в сторону.
— Зеленую ракету, — тихо приказал Гурьянов... По сигналу Коленченко казаки поднялись и одновременно ворвались со всех сторон в деревню. Немцы на первых порах растерялись от внезапности, но скоро пришли в себя и стали ожесточенно обороняться, отступая к водокачке. Застрочили вражеские пулеметы, отрезая партизан от отступающих фашистов.
— Вперед, только вперед! На плечах фашистов прорваться к водокачке!—скомандовал Коленченко.
Нельзя было останавливаться ни на одну минуту, к немцам могло подойти подкрепление и тогда будет туго...
Завязались короткие рукопашные схватки на лестницах водонапорной башни.
Скоро все было кончено.
— Отход! — махнул рукой Коленченко. — Сеничкин, рвани, чтоб от этой водокачки и духу не осталось.
Отряд отошел в Деремну. Вскоре сюда пришла группа подрывников, которая должна была взорвать рельсы у разъезда Немолодово. Оказалось, что группа в метель сбилась с дороги, не смогла сразу сориентироваться, а когда разобрались, где находятся, да добрались до места, там уже курсировал бронепоезд и поливал свинцом. Так и не выполнив задание, подрывники пришли в Деремну. Коленченко молча отвернулся от них. Лучше бы выругал.
Станция Жудилово была уничтожена, но дорогой ценой,
Погибло много партизан. И другие отряды, входившие в 4-ю Клетнянскую бригаду, тоже не со всеми задачами справились.
Эта операция заставила немцев три дня восстанавливать разрушенные пути, мосты, связь. И все-таки командование бригады было недовольно исходом операции. Стало понятно, что разгром крупных объектов требует скрупулезной, детальной подготовки.
Крепко успели подружиться Ваня Потемкин и Вася Коленченко. Неразлучную пару зачислили в эскадрон Сеничкина, и оба они, влюбленные в своего командира, старались быть похожими на него. Сеничкин не жалел ни времени, ни тепла души своей для ребятишек. Обучал их нелегкому диверсионному ремеслу, а в короткие часы отдыха мальчики жадно слушали его рассказы о волшебной цирковой жизни. Ходили Ваня и Вася на диверсии наравне со взрослыми, не жалуясь на выматывающие силы переходы и тяжелую ношу.
Как-то выпал пушистый снег. Ребята затеяли возню. Белые хлопья летели от них, как мыльная пена, а они, как воробьи, барахтались, повизгивая и хохоча. Кто-то со стороны бросил снежок. Ребята вскочили и обрушились на «противника». Верещагин стоял у землянки и с улыбкой смотрел на игру. К играющим присоединились еще несколько человек. Разгорелся настоящий снежный бой.
Подошли Сеничкин и Колосов.
— Смотри, Жора, как твои воспитанники дерутся. Никому спуску не дают. Смотри, смотри... Твоя школа, радуйся.
— Радуюсь, — почему-то не очень весело ответил Сеничкин.
— Ну и чем ты не доволен? — удивился Верещагин.
— Всем доволен, только за ребят обидно. Им бы в снежки играть на школьном дворе, а они наравне с нами фашистов бьют.
— Ты прав, — ответил Колосов, — но попробуй лишить их сейчас этих непосильных дел.
Ребята услышали ровный голос комиссара, крикнули «перемирие!» и, вытирая рукавом вспотевшие носы, подошли к взрослым.
— Вот спроси у них, что они хотят: в снежки играть или воевать?—показал Колосов на раскрасневшихся подростков.
— Фашистов бить,— дружно ответили мальчишки.
— Слышал?
Сеничкин смотрел на своих подопечных, и вдруг в его голове зародился план уничтожения танков, которыми фашисты забили деревни за железной дорогой.
Что, если эти юные подрывники затеют игру в снежки с деревенскими ребятами? Насколько это заразительно, он только что сам убедился. Увертываясь от снежков, перебегая с места на место, они смогут близко подбежать к танку, спрятаться за него и... быстро прилепить магнитную мину. Надо подумать. Крепко подумать! И посоветоваться с Колосовым и Верещагиным.
Когда Сеничкин пришел к ним и поделился своей мыслью, те немного замялись от неожиданности. Уж очень риск велик. Ведь ребятишки все же, хотя и партизаны. Все вместе пошли к командиру отряда и начальнику штаба. Обсуждали долго.
Готовились к операции особенно тщательно. На выполнение шли самые юные. Старшим был Ваня Потемкин. Волновались все, кто готовил операцию, кто знал о ней. Ребята казались спокойнее. Вероятно, потому, что доверие взрослых вселяло в них уверенность. И они отлично справились с поставленной перед ними задачей.
Однажды группа партизан попала в руки фашистской полиции. Когда их повели на расстрел, Ваня Потемкин напал на конвой, из автомата убил немецкого офицера и нескольких полицейских.
После проведенной операции вместе с освобожденными партизанами пришел в отряд и... расплакался.
Оказалось, что он боится, как бы теперь немцы не схватили его родителей. И действительно — скоро стало известно, что Ванины родители арестованы и брошены в тюрьму.
В Мглинскую тюрьму фашисты заточили более двухсот советских граждан, подозреваемых или обвиняемых в связи с партизанами, осмелившихся нарушать приказы «новых хозяев».
Заключенным грозило зверское истребление.
Получив разрешение от командира бригады на разгром тюрьмы и освобождение заключенных, Коленченко с начальником штаба и комиссаром стали готовить операцию.
Чтобы как-то отвлечь Ваню Потемкина от горьких мыслей, Николай Прохорович сказал ему, что в ближайшие дни его родителей вызволят из тюрьмы. Мальчик не хотел быть посторонним наблюдателем, он сам желал участвовать в освобождении своих родителей. Николай Прохорович не мог отказать мальчику в его просьбе.
Три дня пробыл Ваня в Мглине. Он облазил все закоулки, часами просиживал где-нибудь в укрытии, наблюдая за тюрьмой, завел знакомства с полицейскими. Знал распорядок дня охраны.
Операцию проводили днем в воскресенье.
Котовцы накопили достаточно большой опыт по проникновению в стан врага в одиночку и целыми группами.
На выполнение мглинской операции требовалось не менее двух взводов. Один должен был сковать гарнизон комендатуры, не дать помешать выполнению основной задачи. Второй взвод должен был обезвредить охрану тюрьмы, освободить заключенных и вывести их за город в заранее подготовленное место.
Во второй половине дня в Мглине появился отряд полицейских на санях. Небрежно развалившись на соломе, шумели, орали песни. На последних санях стоял пулемет. Кто знает, что у пьяных на уме? Поэтому жители шарахались в сторону от веселой компании, прятались в домах. Отряд ехал в сторону комендатуры. Никто их не останавливал.
А в другом конце города по середине улицы двигалась колонна арестованных в сопровождении охраны. Впереди колонны шел немецкий офицер. Сзади на санях с трофеями, в основном с винтовками и автоматами, ехало несколько полицейских. Колонна направлялась к тюрьме. Жители грустно смотрели вслед арестованным.
В сумерках колонна арестованных остановилась у тюрьмы. Офицер сунул под нос охраннику удостоверение и приказал вызвать начальника. Того не было. Какое же начальство работает по воскресеньям? Потребовал зама. Тоже нет. Рассердившись, приказал открыть ворота и пропустить арестованных. Последними в тюремный двор въехали сани.
Пока охранник возился с засовом на воротах, «арестованные» быстро расхватали с саней оружие и, не поднимая лишнего шума, уничтожили все посты. Даже на вышках часовые не успели сделать ни одного выстрела. Телефонную связь пока рвать не стали, у аппарата остался Колосов.
По гулким коридорам тюрьмы побежали прибывшие на выручку узников партизаны Коленченко. В разных углах раздавалось самое желанное и дорогое слово в этих стенах «свобода!»
Ваня Потемкин заглядывал во все камеры и звал:
— Мама! Папа!
Из камер выбегали плачущие от счастья люди.
Узников вывели во двор и объяснили, что требуется от них, чтоб беспрепятственно выйти из города.
Колосов увидел Ваню Потемкина. Мальчик стоял, опустив голову, и горько плакал. Не нашел он своих родителей. Не было их среди заключенных. Комиссар положил руку на вздрагивающие плечи:
— Не плачь, Ваня. Найдем твоих родных.
К ним подошел невысокий старик с окладистой бородой, видимо, хотел поблагодарить освободителей, прищурил глаза, чтоб рассмотреть «немецкого офицера».
— Батюшки, да никак это комиссар?
— Прохор Яковлевич?!
— Я самый!
Взвод Григория Мартынюка подошел к комендатуре и, рассеявшись, приготовился к возможным попыткам гарнизона противника прийти на помощь тюремной охране.
Перед зданием были отрыты окопы, построен дзот. Довольно частые нападения партизан на немецкие гарнизоны заставляли захватчиков принимать все меры предосторожности.
Мартынюк не собирался ввязываться в неравный для себя бой. Главное, выиграть время, чтоб Колосов успел вывести заключенных за город.
Кстати пошел сильный снег. Через два часа Мартынюк подал команду сниматься. Уже отошли на порядочное расстояние от комендатуры, когда натолкнулись на группу мадьяр, идущих по середине улицы навстречу партизанам.
Котовцы открыли огонь, смяли противника и помчались к окраине. Необходимо было уйти как можно дальше, пока не поднята тревога в гарнизоне.
Присоединившись к группе Колосова, Мартынюк доложил о выполнении задания. В бою погибли два партизана и трое были ранены.
В связи с все возрастающей активностью партизанского движения гитлеровский генеральный штаб совместно с имперским руководством войск СС разработал «Наставление по борьбе с партизанами на Востоке».
В соответствии с этим «Наставлением», в глубокой тайне, немецкое командование готовило карательную экспедицию зимой 1942—1943 года против партизанских соединений, базировавшихся в Клетнянских лесах. Не выгнать партизан с баз, а окружить и уничтожить любой ценой — так ставилась задача.
К середине декабря немцы стянули к Клетнянским лесам две дивизии, части авиационных и зенитных полков, батальоны «Припять», «Березина», «Днепр», полицейские и власовские отряды, ягдкоманды.
Операцию по уничтожению партизан под кодовым названием «Клетте» предполагалось провести в два этапа: сначала с севера, а затем с юга,
В ночь на 17 декабря немцы внезапно совершили налет на партизанский лагерь в северной части Клетнянского массива. Ожесточенные бои разрастались, продвигаясь на юг.
А в южной части партизаны тем временем сооружали оборонительные укрепления, минировали подходы. Каждый день самолеты доставляли с Большой земли оружие, боеприпасы, медикаменты, теплую одежду, увозили раненых, детей, стариков...
Уже три недели, не смолкая, гремел бой. Партизаны, не ввязываясь в позиционную борьбу, умело использовали маневренность своих подразделений, изматывая противника постоянным перемещением в труднопроходимой лесной местности.
Отряд имени Котовского дрался у деревни Хорновки несколько дней. Деревня переходила из рук в руки. Враг, не считаясь с потерями, хотел отрезать партизан от леса. Коленченко угадывал расчет противника, оставлял деревню, а потом снова выбивал фашистов. Последний бой, начавшийся на рассвете, умолк только вечером. Отряд отошел в лес.
На опушке леса прилепился маленький выселок из семи домов. Тут организовали перевязку раненых и отправку их в глубь леса. Охрана выселка была поручена отделению разведки.
Судя по всему, немцы решили дать себе передышку. Поэтому, выставив часовых, Коленченко приказал привести в порядок хозяйство и спать.
Ночь прошла относительно спокойно, а утром часовой, стоявший у крайней избы в выселке, поднял тревогу...
Разведчики только сели за стол, на который гостеприимная хозяйка поставила миску с дымящимися оладьями из тертой картошки, и принялись, перебрасываясь шутками, есть. В это время по огородам к избе в белых халатах подползли немцы. Они еще ночью убедились, что в выселке стоит небольшое отделение, решили зайти с тыла и перебить партизан. Часовой увидел немцев, когда они были почти у избы, Он дал очередь из автомата. Каратели открыли огонь.
Разведчики вскочили на стоявших у плетня коней и помчались к лесу. Только Ваня Потемкин, не рассчитав прыжка, пролетел мимо коня, упал, а когда вскочил, то его уже держал за воротник здоровенный немец и хохотал. Ваня стал вырываться, колотя фашиста руками и ногами. Тот не обращал внимания на удары паренька, смеялся и тащил его к своим.
Ване стало жутко. Он попытался выскользнуть из пальто, но немец крепко прихватил вместе с пальто ворот рубахи. Ваня рванул пуговицы и рука наткнулась на рукоятку кинжала. Он плохо помнил, как выхватил кинжал и, изогнувшись, вогнал его в рот фашиста. Руки немца разжались, тело его медленно стало оседать.
Ваня почувствовал свободу. Схватил автомат убитого. В это время увидел, что другие гитлеровцы бегут на него. Спрятался за труп и открыл огонь. Локоть уперся во что-то круглое, твердое. Ага, граната! Взрыв остановил фашистов. Этих нескольких секунд было достаточно, чтоб мальчишка вскочил на коня и умчался к своим. После этого случая Ваню прозвали Ежиком.
Карательная экспедиция против партизан в Клетнянском лесу продолжалась.
К середине января партизанские соединения, находящиеся в Клетнянском лесу, были полностью блокированы. Каратели не жалели снарядов и мин, с воздуха не прекращалась бомбежка.
Партизаны мотали немцев по всему кольцу. Оставляли базы, заминировав подходы, заходили в тыл и били врага. Делали попытки вырваться из огневого окружения, но встречали многопоясные оборонительные рубежи фашистов.
В деревнях каратели устраивали жестокие расправы: сгоняли народ в сараи и сжигали заживо.
В партизанских отрядах было много раненых, больных. Самолеты с Большой земли приходили почти еженощно, но забрать всех, нуждающихся в медицинской помощи, не могли. Ко всем бедам присоединился еще голод. Хорошо замаскированные продовольственные базы находились в лагерях, занятых немцами.
После многократных безрезультатных попыток прорвать кольцо окружения и долгих изнурительных переходов по глубокому снегу Коленченко принял решение отойти в лес и дать людям короткую передышку.
Выпавший ночью снег замел следы. Партизаны наспех соорудили землянки. Усталость, истощение сморили людей. Лагерь погрузился в сон. Только разведчики Верещагина не знали покоя да часовые несли караульную службу на подступах к лагерю.
Коленченко показалось, что он только смежил глаза и тут же пробудился от толчка в плечо.
— Товарищ командир, первый пост обнаружил у просеки немцев.
— Смирнова ко мне, - стряхнул с себя сон Николай Прохорович. — Объявить тревогу.
По заранее разработанному плану партизаны заняли боевые позиции. Эскадрон лейтенанта Смирнова выдвинулся к просеке.
— Шляхтин, разведай силы и расположение противника. Увидишь немцев, дай сигнал. По-вороньи каркать умеешь?
Невысокий, большеглазый мальчишка лет 16-ти четко повторил приказание, озорно каркнул, козырнул и, проваливаясь в глубоком снегу, побежал к просеке...
...Ленинградский школьник Егорушка Шляхтин летом 1941 года приехал на каникулы в деревню Тищенки Ершичского района, да так и не вернулся в город на Неве. Началась война.
Уходя на фронт, тищенские мужики наказали ему:
— Берись за колхозные дела, Егорыч. Твой отец был добрым бригадиром и счетоводом, будь и ты таким же. Надеемся на тебя.
Отец Егорушки до 1936 года жил в Тищенках, затем уехал в Ленинград, но память о себе оставил хорошую, поэтому и сыну доверили ответственный пост, Мальчик почувствовал себя мужчиной. Сельчане называли его уважительно Егором Егорычем или Егорычем.
Пришли оккупанты. Егорушка заметался в поисках надежных людей, способных начать борьбу против врага. Он пока не имел ни малейшего представления, что надо делать.
Как-то зимой в деревне появился бывший агроном из Новых Кардов Иванов. Зашел к Шляхтиным, посидел, поговорил о разном, а когда Егорушка вышел проводить гостя, неожиданно предложил ему расклеивать листовки, сводки Совинформбюро и газету Смоленского подпольного обкома партии «Рабочий путь».
От неожиданности глаза Егорушки округлились и засветились радостью. Наконец-то!
— Будь осторожен, — предупредил его Иванов.
Мальчишка понимал, что это не детская игра, а серьезное задание, связанное с риском для жизни.
Летом 1942 года он стал связным партизанского отряда, командир которого предложил ему направлять в лес бывших окруженцев, осевших в деревнях. Поручение не бог весть какое тяжелое, но ответственное. Под видом бывших военнослужащих Красной Армии в отряд могли проникнуть предатели, провокаторы, которых фашисты всеми силами старались внедрить в партизанские отряды.
Но вскоре Егорушка вынужден был покинуть Тищенки. Над ним нависла прямая угроза ареста. Староста злобно ухмылялся при встрече, а полицейские по нескольку раз в день наведывались в дом Шляхтиных, что-то вынюхивая и высматривая. Иванов приказал Егорушке уйти. С ним ушли в партизанский отряд имени Котовского и его сверстники, которых он привлекал к своей работе.
Оккупанты объявили деревню Тищенки партизанской и спалили 26 дворов.
В отряде Егорушка и его друзья прошли проверку боем, Смирнову полюбился смышленый и смелый парнишка, поэтому командир эскадрона постоянно доверял ему выполнение самых ответственных заданий.
Шляхтин пробежал метров 200 и залег. Он отчетливо услышал немецкий говор и скрип полозьев. К просеке приближался обоз. Егорушка подал условный сигнал.
Через несколько минут из-за поворота на просеку выехала упряжка серых лошадей, за ней вторая, третья...
На санях полулежали по 3 — 5 немцев в маскхалатах. Когда на просеку въехала одиннадцатая упряжка, а головная приблизилась к засаде на 30 — 35 метров, партизаны открыли огонь.
Тишину леса мгновенно разорвали пулеметные и автоматные очереди, воздух наполнился ржанием коней и криками людей. Немцы метались, стараясь вырваться из-под прицельного огня. Многие из них нашли здесь свою могилу, а оставшиеся в живых отступили и заняли оборону. Бой мог принять нежелательный для партизан затяжной характер. Поэтому Коленченко приказал отойти в лес.
В этом скоротечном бою немцы потеряли 37 человек, у партизан двое были ранены, один убит.
Гитлеровское командование рассчитывало, что холод, голод и изнурительные марши подорвут боевой дух партизан, заставят их сдаться на милость сильного врага. Но просчитались. Партизаны не собирались сдаваться. Выбивали оккупантов из лагерей, поочередно устраивали короткий отдых, восстанавливали силы и снова дрались. Но кольцо угрожающе сжималось, В конце января была сделана еще одна попытка вырваться из окружения. В это время приняли по радио радостную весть: немецкая группировка под Сталинградом ликвидирована.
Прорыв снова не удался, но настроение у партизан было боевое. Победа под Сталинградом дала им надежду на прекращение боев здесь, в Клетнянских лесах.
И действительно, с 7 февраля активность немцев стала падать, а вскоре разведка донесла, что фашисты снимаются со своих позиций. Зимняя блокада 1942—1943 года закончилась.
После снятия блокады Рвачев был вызван в Западный штаб партизанского движения на доклад. Не думал тогда Петр Михайлович, что прощаясь у самолета с Колосовым, он видит его в последний раз. Не знал этого и Колосов.
Под «крышей» партизанского отряда имени Котовского работало несколько разведывательных групп из штаба Брянского фронта. Разведчики выполняли свои задания, не посвящая в них даже командование отряда. К ним привыкли, охотно делились сведениями о противнике. В конце концов, какая разница, кто передаст эти сведения на Большую землю? Важен был результат. И вопрос этот решался в полном согласии между командованием отряда и командиром группы. Иногда разведчики исчезали на несколько дней, лотом снова появлялись. У них ни о чем не спрашивали, они не рассказывали. Значит, так надо. Всю блокаду разведчики были с партизанами, не только не уступая последним в мужестве, но зачастую показывая, как надо драться. За это их уважали. Они платили взаимностью.
Колосов подружился с командиром одной группы, который при знакомстве назвался Сергеем. Умный, уравновешенный, храбрый командир пришелся по душе комиссару отряда, поэтому Саша познакомил его со своими осведомителями в Унече, Мглине, Сураже, Новозыбкове, Сеще и других местечках. Сергей всегда обращался к Колосову за советом или за помощью. В Центр шли радиограммы с ценными сведениями о дислокации и передвижении противника. Ушла подробная характеристика на комиссара отряда, отлично владеющего немецким языком, обладающего особым даром распознавать и располагать к себе людей. Сергей высказал свое личное мнение, что этому человеку можно доверить особое задание. Колосов не подозревал, что в Центре, перечитывая радиограмму Сергея, думают о его судьбе.
Потрепанный карателями отряд имени Котовского восстанавливал силы, приводил в порядок хозяйство, но по-прежнему партизаны совершали диверсии на железных и шоссейных дорогах, рвали мосты, устраивали засады. Весна 43-го пробивала себе дорогу сквозь метели и стужу. Солнышко вырывалось из крепких объятий снеговых туч. На пригорках появлялись проталинки. Кончалась вторая военная зима...
Сергей несколько раз перечитал поданную ему радистом радиограмму. Благодарили за сведения, приказывали выйти в район Кричева, оседлать железные дороги, ведущие на Оршу, Могилев, Рославль, Унечу, взять под контроль шоссе Кричев — Рогачев и Кричев — Рославль и предложили пригласить в разведывательную группу в качестве переводчика Колосова.
Предложение Центра очень обрадовало Колосова. Он всегда тяготел к разведывательной деятельности. Единственное, что смущало его сейчас, это предстоящий разговор с Коленченко. Трудный боевой путь прошел он с кавалерийским отрядом. Крепкая мужская дружба спаяла его с Коленченко, Рвачевым, Сеничкиным. Как сказать Николаю Прохоровичу? Поймет ли командир, что разведка стала потребностью для комиссара?
Не хотелось, очень не хотелось Коленченко расставаться с другом. Сколько часов провели они в задушевных беседах, сколько раз водили в атаку партизан, сколько пережито горьких утрат. Но не мог командир не понять состояние своего комиссара.
Крепко обнялись, расцеловались, обещая найти друг друга по окончании войны, боевые друзья.
Разведгруппа ушла из отряда во второй половине марта 1943 года. Шли ночами, с большой осторожностью, обходя деревни, где стояли немецкие гарнизоны. Несколько раз делали попытку перейти железную дорогу, но приходилось отходить. Все подходы к дороге не только сильно охранялись, но были или заминированы или укреплены. Лишь недалеко от Белынковичей ночью цепочкой перебежали железнодорожное полотно, выскочили к речушке Зубар, по льду переползли на западный берег. Напоролись на немецкую засаду. Приняли бой. Удалось уйти. Была пробита сумка с питанием для рации.
Группа взяла курс на Краснополье в надежде встретиться с каким-нибудь партизанским отрядом и попросить у радистов отряда комплект питания. Правда, радист Леша по этому поводу выразил сомнение:
— На такой щедрый дар я не рассчитываю. Вряд ли у них есть запасное питание. Надо просить, чтоб из Центра прислали.
— Ты считаешь, что оттуда может прийти посылка по почте или Центр будет специально отправлять самолет с радиопитанием для тебя? — с иронией спросил Сергей, — Придется, видно, у немцев разживаться. Они же виноваты, что мы без связи остались. Сейчас надо подумать о дневке. Впереди, по-моему, должна быть река Беседь.
— Да, Беседь,—отозвался молчавший до сих пор невысокий коренастый Володя.—Тут неподалеку есть небольшая роща. Пойдемте.
Колосову раньше не приходилось близко общаться с товарищами Сергея. Все ребята, а их вместе с Сергеем было пятеро, были смелые, дружные, веселые. Сибиряк Володя мог прочитать в лесу любые следы, ориентировался на любой местности, как дома, отменно стрелял, а его хладнокровия хватало на всю группу. Он несколько раз уже ходил в сторону Пропойска, Черикова, знал здесь все тропки. Поэтому все безоговорочно полагались на его умение выбирать места для стоянок.
Днем Леша разобрал батареи «БАС-80», хотел спасти часть ячеек, но из этой затеи ничего не получилось. Сергей видел, как радист переживает, постарался его успокоить:
— Отдыхай. Найдем питание. Ночью спокойно перешли Беседь, обошли Силичи. Колосов знал, что тут действует несколько разведывательно-диверсионных групп, которые иногда приходили в Клетнянские леса для получения груза с Большой земли. Они должны были действовать где-нибудь поблизости от железных и шоссейных дорог.
— Надо искать их следы, — вроде бы ни к кому не обращаясь, сказал Володя.
Сергей подмигнул Колосову: мол, Володя уже знает что-то. Этот маленький сибиряк никогда не бросал слов на ветер.
— Ты что-то приметил? — спросил Сергей.
— Да так, — неуверенно отозвался Володя, — надо проверить. Я пойду?
— Один?
— Один.
Володя ушел, а Сергей разрешил всем отдыхать. Было еще холодно, долго на месте не усидишь, а костер развести нельзя. На скорую руку соорудили что-то наподобие шалаша, накрыв его плащ-палаткой, землю устлали еловым лапником и, тесно прижавшись друг к другу, легли.
Сергей остался на посту. Надо было обмозговать создавшееся положение. Главное сейчас—достать радиопитание, связаться с Большой землей. Иначе даже самые ценные сведения о противнике окажутся никому не нужными.
Володя ходил довольно долго, но, как и следовало ожидать, пришел с хорошей вестью. Встретился с разведкой из партизанского отряда Вечеркова. Саша слышал об этом отряде довольно много хорошего, хотя встречаться с командиром не приходилось.
Без особых затруднений добрались до лагеря. Сергей вместе с Сашей зашли к командиру, представились, рассказали о своей беде и попросили помощи. Семен Николаевич Вечерков извинился за формальность, но сказал, что на Большую землю о группе Сергея он должен доложить сам.
Командира отряда можно было понять. Немцы разными путями старались заслать в отряд своих помощников, шли на всякие провокации. Осторожность никогда еще не была помехой.
Ответ пришлось ждать около двух суток. Передавая Сергею полученную радиограмму, Семен Николаевич сказал:
— Если потребуется когда-либо моя помощь, прошу не стесняться, С питанием для рации у нас, к сожалению, туго, но я распорядился собрать вам что-нибудь хотя бы на первое время.
Около месяца группа рейдовала вокруг Кричева. Колосов несколько раз ходил в город, используя подделанное удостоверение. По возвращении подробно рассказывал Сергею о виденном, о слышанном, о знакомствах.
Радист умудрялся на скудном питании передавать добытые сведения о противнике в Центр, не забывая всякий раз добавлять кодовую фразу о недостатке питания. И голос взывающего о помощи был услышан.
В один из сеансов связи Леша принял радиограмму с сообщением о посылке самолета на базу партизанского отряда № 41. Там разведчики получили не только питание для рации, но и письма с Большой земли. Эти дорогие весточки от близких читались, перечитывались, запоминались на всю жизнь и с горечью уничтожались.
Немецкое командование усиленно перебрасывало свои войска с ржевско-вяземского плацдарма в орловском направлении. Объем информации возрастал. Лешка валился с ног от такой нагрузки.
Сергей сокрушался:
— Нужен еще один радист.
В середине апреля из Центра пришло распоряжение, согласно которому Саше надлежало прибыть в партизанский отряд имени Щорса в Гомельскую область, где ему будут даны дальнейшие указания. Сообщались пароль и место, где его будут ожидать представители партизанского отряда.
Колосов успел привыкнуть ко всем и расставаться с новыми друзьями было нелегко. Но приказ есть приказ.
Почти два года он пробыл в тылу врага. Дома, вероятно, уже потеряли всякую надежду получить от него весточку, считают погибшим. Теперь, когда расстояние до свободной родной земли неожиданно сократилось, он заволновался.
Последний раз внимательно осмотрел себя в мундире немецкого офицера, собираясь выйти на шоссе Рославль — Бобруйск, чтобы на попутной машине добраться до Гомельской области. Крепко обнялся с ребятами и, не оглядываясь, твердым шагом пошел к дороге, а разведчики смотрели на уходящего, желая ему счастливого пути. Они видели, как он вышел на шоссе, очистил подошвы сапог от прилипшей прошлогодней травы и быстро зашагал в сторону Гомеля. Ему предстояло проехать через Чериков, Пропойск, набитые немецкими войсками. Пройти десятки километров.
Упругий весенний ветер бил в лицо, отгоняя охватившее вдруг волнение. Он шел и видел родной берег, до которого не так-то легко было дойти...
В начало раздела "Партизанская республика"