(продолжение)
Аня добилась своего — она снова стала разведчицей. Простившись с Сещей, попав в штаб Западного фронта, она как бы опять задышала тем разреженным воздухом близкой опасности, воздухом боя,о котором тосковала дома, в мирной Ссще. Она приехала в свою часть в село Ямщину под Смоленском, когда зима еще словно лебединым крылом покрывала землю.
Нет, Аня не стала домашним лебедем с подрезанными крыльями! Быть может, именно об этом подумала она когда майор Стручков спросил ее, какой она хочет взять себе разведывательный псевдоним. Аня уже знала, что девушки, работавшие в нашей разведке, выбирали обычно в качестве псевдонимов названия птиц.
— Лебедь,— сказала Аня.
— Что же,— улыбнулся молодой майор.— Хороший псевдоним. Лебеди — смелые птицы, они вступают в бой даже с орлами. Они никогда не изменяют друг другу и живут до глубокой старости...
Так Аня Морозова стала «Лебедем». Так догнала она своих боевых друзей.
В часть Аня приехала вместе с Люсей Сенчилиной. В Ямщине она застала свою бывшую подпольщицу Пашу Бакутину и бывшего командира группы старшего лейтенанта Косырева.
По случаю встречи Иван Петрович Косырев устроил скромный банкет. Допоздна вспоминали они тогда и большую бомбежку, во время которой наши самолеты впервые бомбили сещинскую авиабазу по точной карте, составленной сещинскими подпольщиками, и бой в Сергеевке, где партизаны Данченкова, пользуясь развед данными, добытыми Венделином и Яном Маленьким, разгромили группу гитлеровских летчиков... Столько больших событий уместилось в те два года! Казалось, прожита долгая, полнокровная жизнь.
— А помнишь, Аня, как мы добыли Центру противогаз нового типа? — воскликнула Паша.— Помнишь загадку «желтого слона» ?
— Это что еще за зверь? — спросил Косырев.— Ах, да! «Желтый слон» — эмблема химических войск вермахта...
— Мы засекли тогда в Сеще,— стала рассказывать Аня,— вагоны с этой эмблемой и всполошились — почему это Гитлер прислал в Сещу химические снаряды. Большая земля поручила нам раздобыть новый противогаз...
— И мы раздобыли его, стащили у пьяного унтера,— добавила Люся.
— Противогаз выкрал Саша Барвенков, сказала Аня.— Паренек лет четырнадцати. Хороший был у нас разведчик, да вскоре тогда пропал он бесследно. Мы переправили противогаз партизанам, а те — самолетом на Большую землю...
— А помнишь, Аня,— заговорил снова Косырев,— как предупредила меня о начале наступления немцев на Курской дуге, как переслала мне паспорт «тигра»? Наши очень интересовались этим новым танком...
— А я, девчата,— проговорила Паша, заплетая косу,— никогда не забуду, как ты, Аня, вместе с Люсей однажды Яна Маленького спасли.
Паша тут же пожалела о сказанном. И Люся, и Аня сразу же помрачнели, поникли. Еще слишком свежа была память о Яне Маленьком.
Косырев, взглянув поверх неярко горевшей керосиновой лампы на Пашу, укоризненно покачал головой: зачем, мол бередить незажившие раны. Они и так не скоро заживут и на всю жизнь оставят заметный шрам.
Сам-то он, Косырев, хорошо помнил этот нелепый случай чуть не окончившийся самым трагическим исходом. Было это всего год назад, в марте сорок третьего. Он сменил тогда Аркадия Виницкого, который до него держал связь с сещинским подпольем. Косырев назначил Ане встречу в деревне Калиновке, что лежала неподалеку от запретной зоны Сещинской авиабазы. На эту встречу Аня прихватила с собой молодоженов — Яна Маленького и Люсю, выправив всем документы, будто направляются они в Ка-линовку на свадьбу к родичам. Приехали они на санях в Калиновку немного раньше назначенного времени и сразу же напоролись на трех незнакомых партизан из бригады Данченкова. Тогда только закончилась зимняя карательная экспедиция гитлеровцев и партизаны были злые — за зиму они прошли сквозь огонь и воду, натерпелись лиха и уже успели насмотреться на подлесные деревни, спаленные и разоренные карателями.
Партизаны тут же схватили Яна Маленького, как только заметили на нем шинель люфтваффе цвета голубой стали и пилотку с кокардой и свастикой. Аня и Люся пытались объяснить, что Ян свой парень, подпольщик, на Данченкова работает, но партизаны и слышать ничего не хотели. Они сразу же потащили Яна за околицу...
Яна спасла находчивость Ани. Вскочив в сани, она погнала лошадь галопом навстречу Косыреву. Аня понимала, что только Косырев сможет спасти Яна от расстрела, но успеет ли она позвать его на помощь...
Партизаны, сильно пообтрепавшиеся во время блокады, приказали Яну разуться и раздеться. Ян снял шинель, мундир, сел, чтобы стянуть сапоги...
Аня мчалась, секла взмыленную лошадь кнутом, каждую минуту ожидая услышать звук выстрела за спиной
Ян снял один сапог, принялся за другой...
Аня завидела в поле быстро приближавшиеся к ней сани. Косырев или не Косырев? Если не Косырев, будет уже слишком поздно. Вот-вот грянет выстрел...
Это был Косырев. Аня крикнула ему что-то, не помня себя, с ходу развернулась и помчалась обратно к Калиновке. За ней поспешил Косырев со своими ребятами.
Яна Маленького они спасли в последнюю минуту. Старший лейтенант тут же устроил партизанам разнос за попытку самосуда.
Так Косырев познакомился с Аней Морозовой. Он сразу же оценил в ней быстроту реакции, мгновенную сообразительность. Умение быстро принимать единственно правильное и спасительное решение в безвыходном, казалось бы, положении — не это ли является важнейшим достоинством вожака подполья?
И в Ямщине Косырев продолжал восхищаться Аней. Как она выросла, как закалилась за два года в подполье! Из самой обыкновенной сельской девчонки Аня стала опытным руководителем, душой, сердцем и умом интернациональной подпольной организации. На ходу, в разгаре борьбы, постигала Аня науку конспирации, без отрыва от борьбы, на практике проходила она разведывательную академию. В истинно творческом преодолении немыслимых для Ани прежде задач мужал ее характер. Удивительно умела она перенимать все самое лучшее, самое полезное от своих соратников — она развила в себе разведывательный кругозор Венделина Роблички и командирский талант Кости Поварова, стала таким же страстным борцом, как Ян Маленький, такой же осторожной и осмотрительной, как Ян Большой. И огонь, излучаемый ее большим сердцем, освещал всех ее друзей по подполью и все дела этого подполья.
Командование по достоинству оценило разведчицу Аню Морозову. В ее «личном деле» появилась такая запись:
«Товарищ Морозова имеет в прошлом большой опыт работы на оккупированной территории и по своим деловым и политическим качествам может быть вновь направлена в тыл противника... При наличии документов сможет проживать легально на территории, оккупированной немцами...»
Аня училась радиоделу. Практиковалась сначала на «зуммере», затем на портативной коротковолновой радиостанции «Север-бис». С утра до позднего вечера зубрила морзянку, принимала и передавала цифровой текст, заучивала код, говорила с Люсей — они жили вместе в ломике на 2-й Северной улице только по-немецки.
Аня и не заметила, как на смоленскую землю пришла весна. Не успела отзвенеть и отсверкать капель, как зазеленели палисадники, и вот уже в головном дозоре перелетных птиц пролетели лебеди.
- Весну на хвостах несут! говорили смоляне, провожая прищуренным взглядом солнечно-белую в ярко-синей лазури стаю лебедей.
И вспомнились Ане снова родные Поляны весной. Каждый день, кроме выходного, ходила она с деревенскими подружками из Полян в новоросчистенскую школу-семилетку. Туда и обратно — путь не малый, несколько километров. Но этот путь никогда не утомлял Аню весной. В школу идешь — хрустит ледок под ногами, белым-бело в поле, а из школы идешь — тут и там на солнцепеке чернеют пригорки и проталины, блестят лужи, журчат ручейки, набухают почки берез. Что ни день, то новые открытия, что ни час, меняет свое лицо дорога, меняется вокруг вся лесная сторона. Одни названия деревень чего стоят — Поляны, Новая Росчисть... Это Анины бородатые предки отвоевывали землю у первозданных лесных дебрей.
Вспомнились Ане и две военные весны в Сеще. Первая весна, весна сорок второго, свела их вместе, русских девушек и польских парней. «Теперь ты сыграешь наш главный козырь!» — сказала Аня Люсе, когда та выполнила задание — познакомилась с Яном Маленьким. Сколько пережито было волнений, тревог... И все-таки это была замечательная весна. В роще над складом авиабомб пел соловей, Аня любила и надеялась...
Вторую военную весну Аня и не приметила, с головой окунувшись в подпольную страду. Не до соловьев было Ане, когда кругом шли аресты, а она жила буквально в тени здания гестапо, когда приходилось отдавать себя целиком подготовке к новым действиям накануне операции «Цитадель».
И вот уже третью весну великой войны встречает Аня, и опять она не замечает, как пахнут почки берез, не слышит, как шумят в овраге вешние воды. Цифра «три»:
«ти-ти-ти-та-та»... Что такое «слой Хевисайда» ?.. С каким вспомогательным глаголом спрягаются немецкие непереходные глаголы?..
А деревенские девчата поют за околицей. В открытое окно глядит ветка черемухи. И непрошеные думы лезут в голову, мешая учебе, путая глаголы и затуманивая код. Ведь Ане только двадцать два года! И ей тоже хочется своего счастья. Смутные желания томят ее грудь. Аня опускает книжку, заглядывает в зеркало на стене, поправляет темно-русую прядь на лбу. Пролетают, точно лебеди за тучами, лучшие годы девичества, а девичий срок так короток...
В середине июля, в самую макушку лета, когда стрекот сверчков и кузнечиков мешал радисткам слушать стрекот морзянки, Аня сдавала экзамены. Она ответила на все вопросы инструктора по принципиальной и монтажной схеме рации, легко и быстро устранила нехитрые неисправности, а во время решающего практического экзамена передала на простом ключе в одну минуту 100 знаков буквенного текста и 90 знаков цифрового текста, приняла на слух при слышимости сигнала 3-4 балла соответственно 90 и 85 знаков. До высшего класса далеко, но для выпускника краткосрочных курсов совсем неплохо.
В ее «личном деле» появилась еще одна запись:
«Может быть допущена к самостоятельной работе на радиостанции типа «Север-бис» за линией фронта».
Так «Лебедь» обрел крылья.
А между тем советские войска гнали вермахт из Белоруссии и Литвы, и все меньше оставалось занятой врагом нашей земли, куда могла бы полететь «Лебедь» — радистка-разведчица Аня Морозова.
Как-то вечером к ней постучался майор Стручков. За ним в горенку вошел молодой капитан с орденом Красной Звезды на новенькой хлопчатобумажной гимнастерке и в круглых очках в стальной оправе. Интендант? Штабист?
— Знакомьтесь! — улыбнулся майор.— Капитан Крылатых. Твой, Аня, командир.
Аня так и впилась глазами в ничем особо не примечательное лицо вошедшего капитана. Совсем не таким представляла она себе своего будущего командира. Он рисовался ей похожим на партизанского комбрига Данченкова, в лихой кубанке, кожанке и с маузером на боку. А тут — аккуратно подшитый подворотничок, мальчишеский полубокс, невысокий рост и... эти очки...
Успокоилась Аня только через несколько дней, когда поняла после бесед с капитаном, что он отлично знает свое дело. К тому же ей стало известно, что капитан Крылатых не только воевал на фронте, не только окончил военную школу, но, а это самое главное, уже побывал на трех заданиях в тылу врага.
В те дни из освобожденных наступавшими советскими войсками областей Белоруссии и Литвы возвращались наши разведгруппы. Во главе одной такой группы вернулся в штаб фронта и капитан Крылатых. Для новых, еще более тоудных заданий во вражеском тылу командование стало отбирать самых смелых и умных разведчиков и партизан. И среди первых выбор штаба 3-го Белорусского фронта пал на капитана Павла Крылатых. Уроженец Кировской области, бывший студент Свердловского горного института, капитан Павел Андреевич Крылатых имел за плечами большой опыт работы в тылу врага. Это был разведчик, так сказать, с высшим образованием. Его группа «Чайка», действовавшая на Минщине, добыла и передала командованию много ценных сведений.
Капитан «Джек» — таков был новый псевдоним Павла Крылатых — понимал, как важно безошибочно подобрать себе состав новой группы. И в первую очередь своего заместителя. Вместе с майором Стручковым он остановился на кандидатуре белоруса Николая Андреевича Шпакова, отважного, стойкого, находчивого военного разведчика, успешно действовавшего на родной Витебщине и в Минской области. Шпаков добровольно ушел в Красную Армию из Московского технологического института, где он блестяще учился и подавал большие надежды как будущий теоретик и технолог.
Вторым заместителем подобрали Ивана Мельникова. Он и его закадычные дружки, тоже Иваны — Иван Овчаров и Иван Целиков — долго действовали как военные разведчики в Могилевской области. Это были крепкие ребята. «Гвозди бы делать из этих Иванов!» — перефразируя поэта Тихонова, с гордостью говорил о них позже капитан Крылатых.
Второй радисткой группы «Джек» стала на редкость бесстрашная девушка-радистка, также обладавшая опытом практической работы во вражеском тылу, веселая, неунывающая москвичка Зина Бардышева.
Из бывших партизан в группу «Джека» вошли белорусы Иосиф Зварика, пятнадцатилетний Генка Тышкевич, взятый капитаном буквально в последнюю минуту, и Натан Раневский, бывший студент Ленинградского комвуза имени Крупской, знавший немного немецкий язык.
— Возможно,— сказал однажды Ане Морозовой капитан,— мы устроим тебя в тылу врага. Поэтому тебе надо знать как можно больше о том районе, где мы будем работать.
Он запер дверь, развернул рулон карт на столе. У Ани сильнее забилось сердце... и вдруг — замерло.
Капитан ткнул указательным пальцем куда-то под Кенигсберг.
— Да, Аня, нас выбросят в Восточную Пруссию, в самое логово зверя. Вот Роминтенский лес — бывший заповедник Гогенцоллёрнов. Там теперь охотится Геринг. Вокруг — почти сплошная крепость. А здесь, под Растенбургом,— главная ставка Гитлера. За ее охрану отвечает сам Гиммлер.— Капитан закурил.— Туда со мной полетят только добровольцы. Решай, Аня!
Помолчав, Аня подняла глаза на капитана:
— Я давно решила. Я знала, на что и куда иду...
Окончание...
В начало раздела "Партизанская республика"
